Денис Шабалов - Человек из Преисподней. Джунгли

Запихнув в рот последний кусочек галетины, Знайка немедленно принялся утепляться. Сдернул с рюкзака скатку спальника, развернул, накрылся, кутая правый рукав.

– Снять, что ли, не мог… – привычно проворчал он. – Все бы тебе резать и резать. Мёрзни теперь… У меня на одну только руку крови для обогрева уходит прорва! – он вздохнул. – И завязки все порвались…

– У тебя теперь меньше на одну конечность, – ухмыльнулся Серега. – Быстрее согреешься. Перераспределяй кровушку-то, перераспределяй. Ты теперь как Зоолог…

– Я щас в тебя стрéльну, скотина, – сказал Илья. Впрочем, эта шутка была уже привычна и он не обижался – сравнение с Зоологом ему нравилось. – Друг ноги лишился – а он ржет. Животное…

Серега, лениво улыбаясь, промолчал. Обед, хоть и скудный до безобразия, все же спихивал организм в дремотное состояние – и он, откинувшись на рюкзак, лежал и слушал свист летящего мимо ветра. Порезанный рукав Илья припоминал каждый раз, стоило слегка подмерзнуть. Хотя сам понимал, что счет шел на секунды, и ворчал чисто для порядка. К тому же сам отказался с Хенкеля куртку снимать. Так что пеняй на себя. Первое время он как-то обходился – нашел длинную тесемку и обвязывал рукав вкруговую, как колбасу. Но рука была правая, она все время работала костылем, веревочка терлась о ложу винтовки – и уже не второй день лопнула. А потом еще раз. И еще. Знайка связывал ее снова и снова – но с каждым разом тесемка становилась все короче. В очередной раз он просто не смог обернуть ее вокруг руки и выбросил. И шел теперь, хлопая по ветру рукавом. Словно огромная черная птица.

– Надо было все же взять у Хэнка куртку, – сказал, наконец, Серега. – Он тощий, тебя всего на два размера больше. Ему уже без надобности…

– Да кто ж знал… – отозвался Знайка. – А потом уж поздно – не откапывать же…

Хенкеля, Точку и Одина уложили по традиции – в полной снаряге и с оружием. Оставив самую малость боезапаса – бойцы серьезные, этого им на первое время хватит. Там. А потом и своим разживутся. Заодно и покажут себя. Серега каким-то рациональным умом понимал, что нужно забрать всё – и патрон до последнего, и эти три рациона, которые они положили рядом, и даже те три глотка воды, что остались стоять на холмиках в кружках… Понимал, что эти мысли, лезущие голову – сплошная религия. Мракобесие. Понимал… но иначе не мог. Это в Доме, в цивилизации, с ее грубым материалистическим подходом, павший в бою отправлялся в Отработку. Пусть и со всеми положенными воинскими почестями. Но слишком долго обойма жила в отрыве от рациональности. Поневоле одичаешь. И вот уже суеверия, вот уже и веровать понемногу начинаешь… В Иисуса, в Аллаха, в Мутомбу или свое что-то изобретешь – неважно. В посмертие. И важно тебе знать, что не тут и не сегодня всё закончится. Важно тебе знать, что будет еще продолжение. Важно знать, что это – лишь первая ступень. Инициация, если на то пошло…

… Если и есть ад на земле – это точно Джунгли, ворчал Илья, ковыляя рядом. Это был первый день, когда сдох топливник платформы-самоделки и они шагали бок о бок – мелкий опирался на костыль, а Серега поддерживал, помогая освоиться. Холодина! Еще Данте говорил, что девятый круг ада – ледяной. Озеро Коцит, в которое грешники вмерзли по горло и испытывают вечные муки холодом. Есть у нас в Доме секта. Ну как секта… небольшой кружок, человек пятнадцать. Так вот они тоже считают, что мы живем в ледяном аду. Бог не стерпел выкрутасов человеков и стер с лица земли. Правда, у сектантов ещё на контрóллеров завязано – якобы на поверхности теперь совсем другая цивилизация. Машинная. И вообще – так, чисто умозрительно – очень даже стройная теория получается. Ведь чем отличается человеческая цивилизация от машинной? С точки зрения высшего организма – бога, отстраненно взирающего на копошение мелких букашек внизу – ничем. И те и те занимаются какой-то не совсем понятной фигней. И те и те – воспроизводят сами себя. И те и те имеют какие-то свои, понятные только им, цели. И обе цивилизации хотят выжить: в машинах это заложено программой, а в людях – инстинктом, что, по сути, та же самая программа, только биологическая. Но вот вреда окружающему миру, который создал этот самый бог, машинная цивилизация все же меньше несет – она более рациональна и логична, ей чужды алчности, жадности и прочие людские пороки. И разве не могла богу прийти в голову мысль заменить неблагодарных человеков, забывших его?.. Запросто, проворчал Серега. Уже пытался две тысячи лет назад. Был прецедент… Знайка печально усмехнулся. Программатор так и не сказал, как обстоят дела на поверхности. Только испугать попытался. И в записках Дюмина и Родикова тоже понимания нет. И как же не хочется мне верить, что наверху теперь пустоши!.. Что-то не везет человечеству раз за разом, кивнул Серега. Наверно, и впрямь за дело… Знайка пожал плечами. Человечество не образчик нравственности. Это так. Но у нас есть очень важное качество: мы умеем учиться. Воспитать в себе человека – тяжело. Но можно и нужно. Может, мы просто не успели его воспитать и апокалипсис грянул раньше? А может, это одна из наших ошибок на пути взросления и мы все же пройдем ее, оставим позади? Все зависит от угла зрения. Помнишь Голос Глубин? Ты ведь тоже тогда, услышав, посчитал, что мы в преисподней. Что мы, остатки человеческой цивилизации, наказаны и судорожно выживаем в аду. Но разве не может быть наоборот?.. Разве не может оказаться, что Дом – это Ковчег, в котором спаслись те, кому суждено возродить человечество?..

– Серег. Серега-а-а…

Сотников вскинулся – Знайка, пододвинувшись поближе, тормошил его за плечо.

– Заснул что ли?

– Есть немного… – зевнув, потянулся он. В последнее время, как перешли на совсем уж урезанный паек, организм начинал впадать в ступор. Стоило только оказаться в покое. Тело словно понимало необходимость строжайшей экономии – и выключалось, оставляя в работе только какие-то сторожевые системы. Сотникову, открывшему в себе это новое состояние, оно нравилось – порой он даже сравнивал себя с контрóллером. Боевая машина. Морф.

– Идем?.. – спросил Илья

– Да, встаем, – Серега встряхнул головой, сгоняя остатки тяжелой мутной дремоты… – Нечего рассиживаться. До вечера еще километра три одолеем – и нормально.

Тронулись – и опять упругой подушкой ударил ветер. И снова двинулся навстречу бетон, и снова поплыли мимо, появляясь из мрака впереди и исчезая во мраке сзади, кольца тюбинга.

– Слушай. Я тут подумал. А что будем делать, когда и этот фонарь сдохнет? – спустя пару минут спросил Знайка. – Ослепнем же…

– Не бзди, – бодро отозвался Серега. – ПСО и без света может. Тем более тут прямо и прямо. По стеночке, по стеночке… – он усмехнулся. – Да и скоро уже. Вчера двести девяностый прошли. Еще пару дней – и выйдем на нулевой. Жопой чую.