Степан Кулик - Ледяная синева [litres]

– Мне не до шуток…

– Никто и не шутит, – возмутилась Мирская. – Просто ляг на пузо и попытайся не прожечь, а срезать верхушку. Как снимают скорлупу с яйца. Понимаешь?

– Ты гений, Анютка!

Тихон даже попытался хлопнуть себя по лбу, но в скафандре руки двигались медленнее, и он успел остановить жест раньше, чем приложился перчаткой, оснащенной набором монтера, к лицевому щитку гермошлема.

– Я знаю… – засмеялась девушка.

– Самоуверенно… Но принимается… И раз уж мы заговорили о яйцах, заказываю к возвращению омлет.

Тихон защелкнул карабин страховочного троса на ближайшей скобе и только после этого отключил магниты на подошвах.

Это только кажется, что звездолет неподвижен. А на самом деле он несется сквозь пространство с невообразимой для человеческого разума скоростью. И достаточно малейшего толчка, чтобы сорваться и улететь прочь. Без надежды на спасение. Слишком мал запас кислорода.

По статистике Спас-флота, прийти на помощь удается почти восьмидесяти процентам терпящих бедствие экипажей, если они успели занять места в аварийно-спасательном модуле. И за все время не зафиксировано ни одного случая возвращения на борт «потеряшек». Это, конечно же, держится в тайне, но как водится, такой секрет полишинеля известен всем.

– Конечно… – Аня словно почувствовала, о чем думает Тихон. – Сколько яиц? Двух хватит? Или из трех?

– Пять!

– Вот уж никогда бы не подумала, что ты такой обжора. Ладно. Гулять так гулять. Уже иду готовить. Ты только не задерживайся, а то остынет.

– Я мигом… Одна нога здесь… Вот черт…

Тихон негромко ругнулся, но его, естественно, услышали. Интерактивный микрофон не понимает, что такое шепот, и услужливо усилил голос до нормы.

– Что случилось?

– Ничего, ничего… Почудилось.

– Тихон, не заставляй вытягивать из тебя слова. Что за глупая мужская привычка? Сказал «а», говори и «б»!

Это явно из запасов домашних мудростей Анастасии Павловны. Спорно по гендерной привязке, но верно по сути претензии.

– Да я и сам не понял. Вдруг показалось, что на меня кто-то пристально смотрит и к нашему разговору прислушивается. Да так явно, что аж рука дрогнула. Видимо, хорошего понемножку. Пора возвращаться… А то еще чуть-чуть и начну ощущать грандиозность Космоса и собственное ничтожество. Готово! Гулливер! Что у тебя? Помогло?

– Да, командир. Датчик поврежден, но не полностью. Примерно тридцать процентов информации считывает. Дыхательной смеси на сколько осталось?

– Минут на тридцать…

– Успеваем… Если открыть еще хотя бы один сенсор, желательно подальше от этого, я бы смог получать больше данных. А лучше – три.

– А еще лучше капремонт в доке… Ладно. Назвался груздем, полезай в короб. Не нравится мне все это. Но задержаться проще, чем вылезать во второй раз. Веди.

– В направлении носовой части. Сорок шесть метров…

«И опыт, сын ошибок трудных…» Как хорошо сказал кто-то из древних философов. Лучше не сформулировать, как ни старайся. Второй сенсор из оплавленного бронированного кокона Тихон освободил раза в два быстрее. Посмотрел на датчик – дыхательной смеси хватало еще почти на двадцать минут. Не слишком большой запас, но гораздо лучше сделать все за один заход, чем выбираться наружу снова и вторично отключать защиту.

– Гулливер! Давай третью точку. Я успеваю…

– Ближайший из трех оптимальных сенсоров находится на противоположном борту… – ИскИн не умеет выражать эмоции, но на этот раз он явно не одобрял решение человека. – Расчетное время прибытия больше десяти минут. Операция превышает допустимый риск. Рекомендую возвратиться на борт.

– Это как идти… – хмыкнул Тихон. – Веди.

– Строго перпендикулярно. Двенадцать метров левее аварийного шлюза.

Тихон не стал включать магниты, а заскользил вдоль корпуса яхты, перебирая по ней руками, как по дну бассейна.

Такой способ передвижения был в разы быстрее ходьбы, но малейшая неточность в движении могла закончиться тем, что человек оттолкнулся бы слишком сильно и полетел прочь. Ничего страшного, страховочный линь не отпустил бы далеко. Но время на полет и возвращение съело бы и без того скудный запас кислорода. И тогда волей-неволей пришлось бы заканчивать ремонт.

– Ну вот, а ты говоришь: рискованно. Впустишь меня через аварийный и всего делов.

ИскИн замолчал секунд на десять, потом доложил:

– Аварийный шлюз заблокирован. Открыть можно только снаружи.

– Да кто ж тебя строил?! – возмутился фон Виден. – За что ни возьмись, все открывается снаружи. Идиотизм, честное слово. Конструктор яхты что, никогда за пределами атмосферы не был и не в курсе, что выйти в открытый космос – это не по веранде прогуляться?

– Яхту великого князя не строили по индивидуальному чертежу, а перепланировали из серийного сторожевого катера класса «Вихрь». Облегчили, сняв лишнее боевое оборудование, усилили защиту корпуса и сменили двигатель на более мощный. Кроме этого, был существенно увеличен запас автономной живучести и произведена перепланировка внутренних помещений. Исходя из того, что команда «Вихря» состоит из двенадцати человек, а яхта предназначена для двоих-троих пассажиров. К тому же ИскИну, заменившему летный состав катера, дополнительное место и вовсе без надобности. Специальный модифицированный генератор создает силовое поле мощностью защитного щита тяжелого крейсера. То есть способным выдержать энергетический удар, соизмеримый с массой покоя объекта.

– Понятно… – Тихон вполуха слушал доклад Гулливера, но на разговор не отвлекался, пока не достиг нужного места и не закрепился. – Комфорт и уют… Прямо не звездолет, а парусная яхта… Аж в носу засвербело, так захотелось очутиться там, где небо голубое, вода – лазурная, а берег лишь угадывается вдали туманной полосой. Яркое солнце светит, и дышать можно полной грудью. Причем не таблицей Менделеева, закачанной в баллоны, а чистым воздухом. Насыщенным ароматами трав и цветов.

– Ух ты! – восторженно воскликнула Аня. – Да ты поэт, Тишка! Как красиво сказал. Гораздо лучше, чем россыпи звезд на многие парсеки вокруг. Я прямо представила себя сидящей на берегу озера, ноги в воде, вокруг цветы благоухают, а за спиной – шумят деревья. Причем не голограммы, а живые. И птицы поют… Разные. И тоже не закольцованная фонограмма, а самые настоящие. Вот бы нам в такое место попасть, правда?

– Правда… – Тихон включил лазерный резак и, глядя на безмолвное сияние плазмы, кажущееся не сгустком раскаленного пламени, а ледяным клинком, чтобы прогнать наваждение столь явно увиденной картинки персонального Эдема, напомнил шутливо: – Как там моя яичница? Не подгорела?

И снова Тихон буквально почувствовал, как ему в затылок уперся чужой взгляд. Но не злой, а как бы оценивающий.