Марк М Одер - Конец Антропоцена [publisher: SelfPub]

И вот опять наступил этот день. В другие, обычные, дни она старалась вообще не показывать нос из госпиталя, чтобы лишний раз не сталкиваться ни с кем из троих. Но сегодня был именно такой день, который нужно было просто пережить. Иногда она задумывалась, что, может быть, надо было отправиться в отряд смертников. И тогда ничего бы этого с ней не случилось. Но потом она вспоминала, насколько она маленькая и слабая, вспоминала, что у нее ничего не получалось, кроме хороших перевязок и подготовки нужного оборудования для медицинских манипуляций.

Она никому ничего не рассказывала. Но доктора, с которыми она работала, и остальные медсестры ее очень жалели, потому что каждый раз, когда она возвращалась после вызовов Арсения Ивановича, она ходила в слезах, потухшая и очень молчаливая. Сослуживцы Кати, конечно, догадывались о том, зачем генерал вызывает Катю, но выяснять что-то и заступаться за нее никто не решался.

И в этот раз все прошло как обычно, как десятки раз до этого. Но на следующий день Катя чувствовала себя не такой подавленной.

Она с самого утра и весь день думала о том, что ей рассказал Арсений Иванович. Несколько часов – пока он ел, пил виски, пока она делала ему минет – Килько непрерывно возмущался наглостью нынешних новичков. Он рассказал о какой-то девушке, которая мучила его вопросами и требовала ответов. Он был крайне поражен такой наглостью и просто не представлял, что бывают такие бесцеремонные особи женского пола. Еще он обмолвился, что, несмотря ни на что, эта девушка была либо крайне удачлива, либо очень подготовлена. Все испытания она прошла наравне с мужчинами, и только несколько представителей сильного пола смогли обойти ее в результатах. Катя несколько раз задавала Арсению Ивановичу наводящие вопросы, спрашивала, как зовут девушку, но он никак не мог вспомнить. Поэтому вся ночь прошла у нее гораздо легче. Она думала только о том, чтобы узнать имя. И когда Андрей сказал, что, кажется, зовут девушку Арина, Катя была почти счастлива. А когда пришла очередь Костика, она едва обращала внимания на его телодвижения. И, уходя, сказала ему:

– До встречи!

Костик, который был тайно влюблен в Катю, был счастлив.

После того как генерал Килько удалился, оставшиеся зашептались, заговорили, взялись обсуждать складывающуюся ситуацию.

Офицеры поглядывали на Арину – каждый по-своему: кто-то с удивлением, кто-то с пониманием. Она заметила взгляд Ничипоренко. Тот смотрел на нее иначе, нежели обычно. Теперь его взгляд испепелял. Ничипоренко прекрасно понимал, к чему клонила Арина.

Ухмыльнувшись, он подошел к Арине и Герману:

– Поздравляю вас!

Отведя их в сторону, он продолжил:

– Генерал Килько не придает значения некоторым наградам и поощрениям – тем, что практикуются у нас. Но, за это мы никак не можем его судить. На то он и генерал!

Он расплылся в кошачьей улыбке, поглядывая то на Арину, то на Германа. При этом Арина видела его глаза. В них горел холодный всепожирающий огонь. Ей стало очень не по себе. Внезапно она поняла: Ничипоренко будет ей мстить. Возможно, он обсуждал с другими офицерами свои планы на нее. И, конечно, всем очевидно: раз она подняла тему про выбор между двумя ротами и запись в смертники, значит, в одну из рот она точно не хочет попасть. Получалось, он понял, что она не хочет попасть именно к нему. Впервые с момента приезда Арине стало по-настоящему неспокойно. Если Наталья рассказывала правду, а Арина в этом не сомневалась, то получалось, что Ничипоренко – садист и маньяк. И если он поставил себе цель, он ее будет добиваться. «Надо как-то дожить до завтрашнего дня, а там уже все будет видно», – подумала Арина.

В этот момент Ничипоренко перестал улыбаться, на долю секунды лицо его перекосилось от злобы. И Арина увидела его истинные чувства. Однако через секунду Ничипоренко взял себя в руки и заново растянул губы в улыбке. От этой натянутой улыбки его лицо становилось еще более неприятным.

Ничипоренко продолжил:

– В общем, так, ребят… У нас есть спецэкипировка для тех, кто показал лучшие результаты, и сто грамм, которые мы выдадим уже сегодня. Также объясним схему завтрашнего соревнования, хотя вам будут сделаны поблажки завтра в любом случае. Ну, и подписать, а затем вручить вам кучу документов – нужно уже сейчас. Единственная проблема состоит в том, что документы на Германа будут готовы через пятнадцать минут, а тебе, Арина, за документами нужно подойти через часок. Но там совсем ненадолго. Подойти нужно будет в казармы, которые расположены справа, за офицерским корпусом. Там будут обитать солдаты из Брянска, когда они прибудут. И хотя этот корпус на самом деле строился давным-давно для мирных жителей, теперь там будут располагаться они. А потом всех вас соединят вместе, поскольку узнать сослуживцев нужно до того, как вы с ними окажетесь на передовой. Там будет размещаться и моя рота, скорее всего. К сожалению, документы и все награждения остались там. В общем, ты подходи туда через час. Это приказ генерала, а я его с удовольствием исполню.

Он развернулся и зашагал к группе своих офицеров:

– А ты, Герман, пока оставайся здесь. Твои награды сейчас принесут, – бросил он на ходу.

Первые несколько секунд Арина не могла вымолвить ни слова. В ее голове крутились вопросы: «Что делать? Как быть? Что он задумал?»

Герман стоял и смотрел на Арину. Он тоже не совсем понимал, что должно случиться дальше, но все происходящее совершенно ему не нравилось. Он сказал Арине:

– Слушай, все это звучит очень странно. Давай, мы пойдем туда вместе?

Арина кивнула:

– Безусловно, я очень буду рада. Ни за что бы не отказалась от твоей компании.

Прошедшие отбор все еще находились на улице. Офицеры, большинство которых были из рот Ничипоренко и Ковальского, что-то рассказывали. Кто-то из них объявил, что сегодня, по случаю раннего отбора успешных бойцов, отбой переносится на более позднее время. Поэтому все остались на улице, тем более что вечер был чудным. Теплый ветерок, небольшая прохлада, которая постепенно опускалась на землю как будто одновременно с темнеющим небосводом. Кто-то притащил воду из столовой и пару лимонов. Люди старались насладиться последним мирным вечером. Они думали, что, возможно, уже совсем скоро они окажутся на передовой.

Герман стоял и вспоминал детство. Такой же теплый вечер. Они с мамой и сестренками только похоронили отца. Прошло всего-то месяца два. Но задолго до этого была куплена путевка. И вот они берут с собой бабушку и отправляются на юг. Мама плакала, а он, еще совсем мальчишка – ему было двенадцать, – подошел к ней и сказал, чтобы она не плакала просто так, что она может плакать только у него на плече. Теперь он мужчина в их доме. А еще сказал, что он будет заботиться о ней, о сестрах и о бабушке. И мама перестала плакать, повернулась к нему и очень долго рассматривала его лицо. Казалось, она разглядывала каждую его черточку. А потом прижалась своей щекой к его щеке и сказала, что он напоминает ей его отца. А еще сказала, что не просто верит, но и знает, что он будет главным в их семье, и что, несмотря на свой возраст, он уже мужчина. Потом так мягко улыбнулась и сказала, что в двенадцать лет мужчина должен иметь детство и что она со всем сама справится с его помощью. Но он должен помнить, что детство – есть детство.