Владимир Шорохов - Проект «Амброзия»

Удивительно, думал Дрого, доедая салат. Теперь и его память, и сознание останется в этих ячейках, но хочет ли он этого, будет ли там он или только его проекция? А что станет с ним лично? Что он будет ощущать, когда услышит свой голос, свои мысли в динамике? Рано или поздно он умрет и какое ему дело до всего этого? Какое ему дело, что будет существовать его память, его ведь уже не будет.

Он грустно посмотрел на стаканчик с горячим чаем, положил четыре ложки сахара и стал размешивать. Дрого размышлял над новым проектом, чтобы те, кто был помещен в искусственный мозг Айн, могли по настоящему жить. Не существовать в этих информационных кубах, а именно жить, а для этого им нужен свой независимый центр, своя энергетическая станция и немного живых помощников.

Попробовал чай, поставил дымящий стаканчик на стол и насыпал еще пару ложечек сахара.

Гуру

Существует только один путь к спокойствию – прекратить переживать о тех вещах, которые нельзя изменить.

Нет тела, но есть мысли, нет возможности двигаться, но есть возможность общаться. Мысли цеплялись за прошлое, говоря, что пора поесть, но есть не хотелось, по привычке хотелось погладить ноющие колени, но их не было и ничто не ныло. Инженеры постарались отключить от сознания все кластеры, которые так или иначе были связаны с физическим телом. Но мозг – как клубок спутанных нитей, вроде все по блокам, но они перекликались и поэтому вычистить все не удавалось. Вот и блуждали мысли, хотелось вернуться в реальность и хотя бы просто вдохнуть чистого воздуха. Тяжело, ты задыхаешься, болит голова, но головы нет, нет кровотоков, нет привычных нервов, ничего из прошлого не осталось.

Даймус старался принять свое существование как должное, и все же прошлое не отпускало его. В голове, да какая тут голова – бронированный куб. Все вертелось, мысли скомкались и не хотели выстраиваться в логическую линию. Да, да, твердил он сам себе, а что да, уже не помнил. А может я помешался, может все это напрасно? Мысль растворялась в лабиринтах памяти и опять одно и то же, опять по кругу. Какой уже это раз?

Если бы он мог, то, наверное, напился бы, но ничего этого нет, только чистый разум, да еще… Как там он? Он, имел в виду самого Даймуса, того, кто покинул его, того, чье сознание осталось и он теперь пытался с ним разобраться. Выбрался ли он из города или… Да, город обложили со всех сторон, война шла уже не на шутку и кажется никто не понимал причины ее возникновения, война ради войны.

Неужели война – это удел разума, неужели только ради этого человечество и живет. Сколько их было? Даймус пытался сосредоточиться. Иногда ему это удавалось, и тогда он забывал про фантомы боли в коленях и про то, что замкнут в пространстве, он просто мечтал как ребенок.

Рай… Да, рай. Что это такое? Он часто на лекциях рассуждал со своими студентами над этой утопией. Почему утопия? Да потому, что рай – это когда все есть, нет потребности в еде, одежде, жилище, это когда все есть, тебе не надо думать о насущном. Только отдыхай, наслаждайся жизнью.

Однажды, еще в далеком 1972-ом, Джон Кэлхун провел эксперимент под названием «Вселенная-25». Он построил куб 2 на 2 метра, в нем была пища и вода, постоянная комфортная температура, не было хищников, и запустил четыре пары мышей. Ну чем не рай для грызунов?

Фаза «А». С момента рождения первых грызунов настала фаза «Б». Число мышей удваивалось каждые 55 дней, а начиная с 315 дня эксперимента темп роста популяции мышей удлинился до 145 дней, и тогда настала фаза «С». К этому моменту в баке проживало более 600 особей, сформировалась иерархия и некая социальная жизнь. Стало физически меньше места и вот уже появились первые «отверженные», их изгоняли в центр куба, кусали, травили, и те сломались в моральном смысле. Самки становились более агрессивными, самцы пассивными. Скоро началась последняя фаза «D», или фаза смерти. Появилась категория мышей «красавцев», которые как нарциссы самолюбовались собой, чистили шерстку, вели себя спокойно, не было агрессии, они не боролись за самку, не стремились завести потомство. Смертность молодняка составила 100%. Мыши стремительно вымирали, и на 1780 дне эксперимента умерла последняя особь.

Рай. Что это такое? Реален он на земле среди человеческих особей, или им требуется все время преодолевать трудности, будь то война или стихийные бедствия. Даймус не мог ответить на этот вопрос, поэтому и боялся своего состояния, поскольку он как раз и попал в тот самый куб под названием «рай».

И все же ему удалось найти компромисс между своими желаниями и реальностью. Может это его и спасло. Он разобрался с памятью. С благодарностью вспомнил своего первого учителя Генцан, немолодую уже седеющую женщину. Вспомнил, как нянчил внучку Виолетту, а та все заплетала его бороду в косички, а он забывал про это и шел в супермаркет. Даймус вспоминал все, что только мог. Как умер сын, как убили его жену выстрелом в грудь. Как война все перечеркнула, как взорвали его институт, и он буквально попрошайничал на улице, стараясь сохранить свое стареющее тело.

Было горько, что остался один, ему не хватало ее, своей дорогой Моники. Почему она не с ним? Нет, она с ним. Он помнит ее голос, помнит ее улыбку, глаза, помнит, как она гладила его руку, помнит тепло ее тела. Она с ним. Если бы Даймус мог заплакать, но его лишили этой привилегии. Он тяжело вздохнул, или по крайней мере представил, что вздохнул.

Последовал ряд сигналов, напоминающих звонок телефона. Даймус постарался понять, что это, откуда? До этого момента он был один и думал, что про него забыли, а может уже и некому про тебя вспомнить. Но сигнал шел, мелодично доносился из глубины… Мысленно представил, что поднимает трубку.

– Але… – тихо спросил он.

– Ну наконец-то хоть кто-то ответил, фух… – С явным облегчением произнес чей-то голос.

– Я Даймус, – тут же представился он, – вы кто?

– Рейна, – последовал ответ. – Вы мужчина?

– Ну,… в какой-то степени да, был им.

– Ха, ха, ну насмешили…

– А вы?

– Баба, баба, да кто теперь знает кто мы такие, но я баба… Ой, прошу извинить за вольность, женщина, просто того,… чуть было не свихнулась.

– Ух ты, – Даймус был рад знакомству.

Рейна оказалась астрофизиком, она, как и он, вошла в проект «Ковчег». Она рассказала последние новости, что помнила, ее память была законсервирована на два года позже, чем его. Он узнал, что Лиона, Сэнт-Этье и Макон полностью перешли под контроль повстанцев, в Берне, что в Швейцарии, была резня, что в Турине была захвачена военная база НАТО. Ничего утешительного, все рушилось, мир катился по наклонной к пропасти, и все же он и Рейн живы, а если так, то есть и другие.

Постепенно сознания других просыпались, они подключались к общению. Сперва просто вели треп буквально ни о чем. Так долго в одиночестве и вот есть возможность пообщаться, когда еще удастся поговорить. Но прошли месяцы, они поняли, что это надолго и стали размышлять, что делать. А после с ними связались из внешнего мира. Узнали, что находятся во Франции, в национальном парке Вануаз. Был создан новый институт с проектом «Гуру», что означало «мастер, учитель». Именно так их и стали в дальнейшем называть – Гуру. Но каждый из них имел свою личность, свою память, никто не внедрялся в их сознание. У каждого, как и при жизни, было свое личное пространство, только теперь это пространство измерялось его мозгом и дополнительной памятью, куда они могли складывать все, что им вздумается: музыка, фильмы или научные данные. А после им дали возможность подключиться к цифровым банкам данных. Теперь можно начать творить.