Эми Кауфман - Восход Авроры

Я пропущу Призыв.

«Хэдфилд» разваливается на части. Черные дуги квантовых молний плавят корпус корабля в шлак. Мой скафандр издает семнадцать различных сигналов тревоги, замок на проклятой криогенной капсуле никак не открывается, а это единственная мысль, которая возникает в голове. Не о том, что мне следовало остаться в койке и хорошенько выспаться. Не о том, что мне следовало просто проигнорировать треклятый сигнал бедствия и вернуться обратно в Академию Авроры. И не о том, что это самый глупый способ погибнуть.

Не-а. Глядя смерти прямо в лицо, Тайлер Джонс, командир отделения первого класса думает лишь об одном.

Я пропущу этот дурацкий Призыв.

Я хочу сказать, ты всю жизнь стремишься к этому, и только это важно для тебя. Но большинство здравомыслящих людей сочли бы испарение внутри заброшенного космического корабля в пространстве между измерениями немного важнее какой-то школы. Вот что я хотел сказать.

Смотрю на девушку, спящую в криоподе. У нее короткие темные волосы, в челке странная белая прядь. Веснушки. Серый комбинезон. На лице выражение полного блаженства, какое бывает только у младенцев и криозамороженных.

Интересно, как ее зовут. Интересно, чтобы она сказала, если бы узнала, что её вот-вот не станет.

Я мотаю головой, бормоча сквозь пронзительные вопли скафандра, когда корабль вокруг начинает разваливаться на горящие части.

— Лучше бы она того стоила, Джонс.

Давайте немного вернемся в прошлое. На четыре часа, если быть точным. Знаю, многие советуют начинать истории с более захватывающей части, но вам необходимо знать, что здесь происходит, на случай если меня испарит. Потому что если меня испарит — будет полный отстой.

Итак. Четыре часа назад я был в общежитии в Академии Авроры. Пялюсь на матрас Бьёркмана на втором ярусе кровати и молюсь Творцу, чтобы инструкторы сбросили на нас какой-нибудь гравитационный сбой или пожарную тревогу. В ночь перед Призывом они, вероятнее всего, дали нам передохнуть. Но я всё равно молюсь, потому что:

а) потому что, не смотря на то, что Бьёркман никогда не храпит, сейчас он храпит так, что я не могу уснуть.

б) я бы хотел чтоб мой отец был здесь и увидел меня завтра, и я не могу уснуть.

с) это ночь перед Призывом, и я НЕ. МОГУ. УСНУТЬ.

Не знаю, почему я так взволнован. Я должен быть холоден, словно лёд. Как на каждом из испытаний. Я закончил все предметы с отличием. Девяносто девять процентов из всех кадетов в Академии.

Джонс Тайлер, командир отряда, первый класс.

Золотой мальчик. Так меня называют другие альфы. Кто-то считает это оскорблением, но я воспринимаю в качестве комплимента. Никто не работал усердней меня, чтобы попасть сюда. Никто не работал усердней меня, оказавшись здесь. И теперь эта работа окупится, потому что завтра Призыв, и я заслужил четыре из пяти возможных наград, у меня будет лучший отряд выпускников за всю историю Академии Авроры.

Так почему я не могу уснуть?

С протяжным вдохом, сдаваясь, встаю с кровати, натягиваю униформу, провожу рукой по светлым волосам. Бросив взгляд на Бьёркмена, которого я хотел бы убить…или придушить, хлопаю по панели управления и проскальзываю в коридор, избавляясь от храпа за спиной.

Уже поздно. На часах 2:17. Освещение на минимуме в ночное время, но флуоресцентные полосы на полу вспыхивают, когда я иду по коридору. Я звоню Скарлет, своей сестре, но она не отвечает. Думаю про Кэт, но она, скорее всего, спит. Как следовало бы и мне.

Прохожу мимо длинного пластикового окна, глядя на сияющую звезду Аврору, отбрасывающую бледно-золотистый свет на раму. В древней мифологии землян Аврора была богиней зари. Она возвещала о наступлении дня, окончании ночи. Давным — давно ее именем нарекли звезду, а в честь звезды дали название Академии, находящейся теперь на ее орбите. И этой самой Авроре я посвятил свою жизнь.

Я прожил здесь пять лет. Записался в тот день, когда мне исполнилось тринадцать, моя сестра близнец была рядом. Вербовщик на станции Нью — Геттисберга вспомнил нашего отца. Сказал, что он был настоящей легендой. Пообещал, что мы заставим ублюдков заплатить. Что жертва отца… жертвы всех солдат, не будут напрасными.

Интересно, верю ли я в это до сих пор.

Мне нужно поспать.

Не знаю, куда я иду.

Хотя нет, я точно знаю куда иду.

Я крадусь по коридору к стыковочному отсеку. Челюсти стиснуты. Руки в карманах сжаты в кулаки.

Четыре часа спустя я колочу этими же кулаками по печати криопода. В комнате вокруг меня сотни таких же, все покрыты бледным инеем. Лёд слегка трескается под моими ударами, но капсула не открывается. Юниглас запускает протокол беспроводного взлома замка, но всё слишком медленно.

Если в ближайшее время я не выберусь отсюда, я — труп.

На «Хэдфилд» обрушивается еще одна ударная волна, сотрясая корабль. Гравитации здесь нет, поэтому упасть я не могу. Но я держусь за криокапсулу, а значит, меня вращает, словно болванчика, разбивая шлем скафандра о другую капсулу, и к семнадцати сигналам тревоги, режущим уши, присоединяется еще один.

Предупреждение: нарушена целостность скафандра. Резервуар с кислородом находится под угрозой.

Охо-хо…

Девушка в криоподе хмурится, словно ей снится плохой сон. На мгновение, ко мне приходит мысль, что будет с ней, если мы выживем.

А потом я чувствую, что-то мокрое стекает по затылку. Прямо внутри шлема. Поворачиваю голову, пытаясь найти проблему, влага начинает стекать по шее, поверхностное натяжение намертво удерживает ее на коже. До меня доходит, что питьевая трубка лопнула. Гидратационные баки опорожняются прямо в мой скафандр. Так что если шторм не убьет меня, примерно через семь минут мой шлем заполнится водой и я стану первым человеком, который утонул в космосе.

Если мы выберемся отсюда живыми.

— Ни шанса, — бормочу я.

— Ни шанса, — говорит лейтенант.

Три с половиной часа назад я стоял в Центре управления полетами Академии Авроры. Лейтенанта лётной палубы зовут Лексингтон, и она на два года старше меня. Пару месяцев назад на вечеринке Дня Основателей она выпила лишнего и сказала, что ей нравятся мои ямочки на щеках, поэтому теперь я стараюсь почаще при ней улыбаться.

Эй, раз они у тебя есть, выставляй их напоказ.

Даже в этот час в доках полно народу. С мезонина сверху видно как разгружается тяжелое грузовое судно в секторе Траска. Огромный корабль завис на рукаве станции, корпус потрепан миллионами километров. Грузчики-дроны жужжат вокруг металлическим роем. Я поворачиваюсь к лейтенанту. Моя улыбка становится еще шире.