Алексей Кондратенко - Катрина: Меч зари [СИ]

Джером оживился:

— Да, это я и хотел сказать!

Сэр Марлоу вспомнил, что Уайтрока среди них нет, и поинтересовался у юноши:

— Кстати, а где ваш дядюшка лорд Смит?

Ответить вместо Джерома поторопился Уоллес. Кашлянув и покосившись на Галлагера, он начал чересчур легковесно:

— А Уайтрок уехал по делам суда. Срочно вызвали в Ланкастер. Пустяки, скоро вернется. То есть, по нашим расчетам, может и не скоро. Но думаю, скоро, — кивнул он для убедительности.

— Что ж, специально ждать его возвращения не будем, — сказал сэр Марлоу. — Предлагаю вернуться к теме наёмницы.

Лорд Арстон взглянул на Галлагера через всё помещение.

— Ну а вы что молчите, Галлагер? — погромче осведомился он. — Поделитесь с нами своими мыслями!

Галагер перевел на него взгляд, всё еще отрешенный, но не затуманенный. Наоборот, предельно сосредоточенный. Вернувшись из своих раздумий, он первым делом обозначил то, что прекрасно слышал каждое их слово:

— Вы правы, лорд Арстон. Всякий посланец Триумвирата, будь то стражи Понарина, Морбия или Вэллкатов, напали бы на фонарников при первой же возможности. Они так и делают. Мы охотимся на них, а они на нас. Тут между нами нет абсолютно никакой разницы. Разве что, они делают это больше для развлечения. Даром что проклятое племя.

— Верно! Здравые выводы, — одобрительно отозвался лорд Арстон.

Но Галлагер еще не закончил. Он продолжил, обращаясь теперь к сэру Марлоу, как к самому главному из всех, кто мог здесь присутствовать, считая Уайтрока в том числе.

— И всё же наёмнице я верю.

— Вы безумец! — тут же ошеломленно воскликнул лорд Арстон.

Галагера ничуть не смутили его слова. С присущей ему рассудительностью, Галлагер продолжал говорить:

— В прошлом кланы вампиров расходились в приоритетах, целях и даже враждовали. Есть вероятность, что в данный момент времени интересы Катрины Вэллкат могут совпадать с нашими и не совпадать с интересами Триумвирата. Что требуется от нас в таком случае? Установить степень схожести этих интересов. Воспользоваться ситуацией во благо, если представится возможность. И избегать ложных выводов. А также помнить, что даже при таком положении дел рано или поздно всё вернется на круги своя. И тогда наёмница вновь будет представлять для нас угрозу.

Уоллес слушал своего напарника со скептической усмешкой, потом язвительно поинтересовался:

— Да? Ну, раз тебе всё так понятно, Галлагер, может, расскажешь заодно, что могло вбить клин в интересы кланов?

Вместо Галлагера ему ответил дружелюбный голос сэра Марлоу:

— Думаю, это как раз самое очевидное, мистер Уоллес. Джульетт Фэннинг. Именно эта шестнадцатилетняя девушка стала яблоком раздора между бессмертными. А раз Катрина Вэллкат не раскрывает причин этого, нам самим предстоит выяснить: почему?

В ночи вечной блеснул металл.

Из бездны черной полной душ тянулись крики.

По останкам и костям, готовый к битве, бежал воин в доспехах вороных. И кровь тысяч жертв стелилась за ним по воздуху, оставляя позади алый горизонт. Взбиралась по спине его реющими багряными реками. И скорбь окутывала плечи воина подобно плащу.

Всюду, куда ступал он, оставался кровавый след. А меч его крепок был, что рассекал камень и сталь, и бренность чрев людских вкушал.

Не было воину достойного противника среди живых. Лишь сонм мертвых яростно спешил ему навстречу.

Призраки во плоти оставляли после себя опустошенные земли и горящие города. И никто не мог их остановить.

Где пепел кружился с искрами, покрывая всё, подобно снегу. Где воздух разил смертью и тленом. Там тьма взирала тысячами своих горящих глаз. Туда воин мчался, поднимая свой меч.

И луна предваряла его приход, а заря бежала за ним. И битва страшная и гибельная ожидала его.

На границе ночи и дня…

Джульетт Фэннинг очнулась, хватая воздух ртом. От нахлынувшей боли. От страшных картин. Обрывки давно знакомого страшного видения повторились вновь.

Пророчица из Лаймхаус пришла в себя вскоре после ухода Уоллеса за кровью для Катрины. Когда доктор Сагал менял ей повязки. Узнав об этом, Галлагер заглянул в лазарет и хотел переговорить с Джульетт, но Сагал не разрешил. Настояв на том, что она очень слаба и ей нужно восстановиться, а допрос незнакомых ей людей может лишь навредить ее состоянию. Впрочем, Галлагер слишком не настаивал. Очнулась и то хорошо, решил он. Расспросы могли подождать.

Джером принес еды для Джульетт. Стряпню кухарки лорда Смита. Вкусную куриную похлебку с луком, кусок грушевого пирога и чай.

Джульетт попробовала сесть. Каждое движение доставляло пророчице сильнейшую в её жизни боль. Швы натягивали плоть. Но она была голодна и истощена потерей крови. И инстинкты человека, точно так же, как инстинкты вампиров, преодолели все преграды, дав девушке силы, чтобы поесть и утолить жажду.

А оставаясь одна всякий раз, Джульетт горько плакала, вспоминая, что случилось с Ирвином. Окруженная заботой и вниманием фонарников, чужих ей людей, она всё равно чувствовала себя пугающе одинокой в совершенно чужом мире.

Мире без ее отца. Вдали от матери, братьев и сестер, которых тоже могла постигнуть страшная участь. Она не знала, что теперь будет и с ней самой.

Джульетт ошибалась, считая, что ее сдавленный одинокий плач никто не заметит. В тени коридора, ведущего в лазарет, стоял сэр Марлоу и слушал эти страшные горькие звуки человеческой беды. Долгая и неспокойная жизнь научила его различать их и понимать причину без слов. Сэр Марлоу понял, что так девочка может убиваться только по кому-то из близких. А значит, слова Катрины о том, что отец Джульетт погиб, подтверждались.

На душе его стало неспокойно. Заразительная боль проливаемых слез пророчицы передалась ему. И, как это ни печально, сэр Марлоу был совершенно незнакомым человеком для Джульетт и не смог бы утешить ее.

А Катрина, забившаяся в угол камеры подальше от красноватого луча солнечного света от окошка под потолком, вслушивалась в далекие отголоски из лазарета. В едва слышные для уха лордока и совсем беззвучные для слуха людей. Ловила запахи человеческой еды, которую приносили для раненой пророчицы. Так наёмница лордоков и поняла, что Джульетт пришла в себя.

Через пару часов в узилище пришли Уоллес и Джером. Первый принес глубокую миску, полную темной жидкости, от которой поднимался плотный железистый запах. Тошнотворный для людей и сладкий для вампиров. Второй держал наготове ружье. Уоллес обратился к Джерому:

— Стреляй, если она шелохнется, пока я возле решетки.

— Хорошо! — звучно дыша и до белизны в пальцах сжимая нацеленное ружье, кивнул Джером.

Уоллес опустился на колено, поставил миску с кровью на пол и просунул миску в камеру Катрины через горизонтальное окошко между прутьями.