Георгий Смородинский - Сын синеглазой ведьмы

Темноволосая ищейка тут же метнулась ко мне, в руках её мелькнула удавка. Пора! Мысленно досчитав до одного, я уничтожил сотворенное заклятье и, рванув из ножен стилет, снизу вверх ударил в челюсть державшего меня рыцаря.

Оружие с глухим звуком пробило голову, глаза гиганта расширились, хватка на шее ослабла. Почувствовав ногами пол и мгновенно сориентировавшись, я толкнул гору железа на одного из стоящих возле двери бойцов. Того, что держал руку на мече и выглядел самым опасным.

Умирающий рыцарь сделал два шага назад и рухнул в объятья товарища. Свалив ударом кулака замешкавшуюся девчонку, я прыгнул ко второму рыцарю и без затей ударил его стилетом под мышку. Беспомощные тупые ублюдки! Кого вы пришли арестовывать?!

Последний рыцарь оказался опытным бойцом. Мгновенно сообразив, что командиру уже не помочь, он бросил труп в сторону, рванул из ножен меч, но я оказался быстрее. Легко увернувшись от колющего удара и отклонив выставленную руку, я загнал клинок ему в глаз и, шагнув влево, захлопнул входную дверь под самым носом у двух рыцарей, что охраняли вход с улицы. Кинув на скобы брус, быстро огляделся по сторонам, затем вытер нож о штанину убитого и усмехнулся, когда дверь содрогнулась от удара извне.

— Отростком в лоб себе постучи — больше пользы, — посоветовал я и, обернувшись, с сомнением посмотрел на девушку-дознавателя.

Она была жива, но без сознания. Я не стал её убивать — просто ударил в лицо кулаком. Конрад говорил, что лишать женщину жизни можно только в случае крайней необходимости, но насколько необходимо это сейчас? Ведь при встрече она меня непременно узнает. С другой стороны, меня тут и так видело полгарнизона, так что одной больше, одной меньше — без разницы.

В дверь долбили не переставая, гремело железо, с улицы доносилась грубая ругань. Быстро вломиться у них не получится, но ждать мне в любом случае нечего. Сунув в ножны стилет, я оглядел на прощанье своё жилище и, более не задерживаясь, рванул к ведущей наверх лестнице.

Подхватив с пола мешок, я быстро взлетел на чердак и выбрался через люк на крышу. Со стороны ворот заметить меня не могли, но даже если они оцепили дом — ничего страшного. Перемахнув с разбега через заросли шиповника за сторожкой, я быстро кинул на плечи мешок и, не оборачиваясь, побежал в глубь кладбища.

По скользкой от дождя глине в доспехах особо не разгонишься, лошадь за мной не пройдет — в кустах шиповника спрятано с десяток кольев на такой вот случай, так что даже если кто-то меня и заметил, догнать уже точно не смогут. Они и дверь-то, наверное, ещё не выбили. Зря, что ли, я её укреплял?

Дождь тем временем полил сильнее, небо прорезали ветвистые молнии, с севера донеслись первые громовые раскаты. Гроза — это всегда хорошо, а сейчас хорошо вдвойне. Целый оборот я проторчал на этом кладбище, и оно со мной словно прощалось, заметая следы так, что не отыщет никакая ищейка. Жаль, конечно, что в Джарту придётся теперь топать пешком, но тут уж ничего не поделать. Ещё бы разобраться, что, собственно, произошло, но путь до города длинный, и у меня будет время подумать.

Двигаясь по известным ориентирам, я вскоре добежал до западной стороны кладбища, перемахнул через забор и, углубившись в лес, не спеша направился к южному имперскому тракту.

Постоялый двор «Усталый путник» находился примерно в двух лигах от южных городских ворот, в небольшой деревеньке справа от имперского тракта. Высокое трёхэтажное здание с обеденным залом и двумя десятками комнат для постояльцев когда-то пользовалось большой популярностью у торговцев из Южных королевств.

Сейчас же, когда на юг можно добраться только морем, от того постоялого двора остались только воспоминания. Сгнили и частично разрушились пустующие склады, давно закрылась ремонтная мастерская, центральное здание покосилось и потемнело. Купцы тут больше не останавливаются, в обеденном зале не протолкнуться от всякого сброда, а продажные девки выглядят так, что, скорее всего, сами доплачивают клиентам.

Сюда я добрался к позднему вечеру, немного подправив по дороге свою достаточно приметную внешность. Сторожевой листок с моим описанием патрули получат не раньше, чем завтра с утра, но поберечься все равно стоит заранее.

Бороду с усами я сбрил возле какого-то попавшегося по дороге ручья, там же коротко обрезал свои сильно отросшие волосы. На небольшом базаре в одной из деревень купил старый залатанный плащ, штаны с рубахой и пузырёк с холой. Женщины и некоторые мужчины в империи зеленят этой дрянью глаза, поскольку такой цвет считается первым признаком чистоты крови. Говорят, правда, что от холы со временем серьезно ухудшается зрение, но кого, скажите, это когда-нибудь останавливало?

Самого меня внешний вид заботил в последнюю очередь, но проблема в том, что завтра все патрули в городе и окрестностях начнут разыскивать высокого синеглазого мужика. Слишком уж редкий у меня цвет глаз и оттого сильно приметный. Так что хочешь не хочешь, но перекрашивать их придется. Ну а то, что зрение портится — так не страшно. С моей-то регенерацией за это можно не переживать.

В большом обеденном зале, несмотря на позднее время, народу набралось — человек сорок. Работяги из пригорода, с десяток местных крестьян, пара шлюх и группа подозрительных типов в углу, через два стола справа.

Официант-вышибала потребовал деньги вперед и, вернувшись через пару минут, выставил на стол блюдо с сухой колбасой, кружку местной кислятины и треснутую тарелку с куском подсохшего хлеба. Еда оказалась достаточно сносной, я быстро поужинал и, отхлебнув из кружки вина, задумчиво оглядел зал.

Дневное напряжение слегка отпустило, но одновременно пришло и понимание, в какую задницу меня занесло. Дознаватель из Джарты просто так в Акарем не заявится, а значит, местные ищейки что-то нарыли. Вот только что? Освальд, или те уроды в Агире? Больше пока ничего на ум не приходит… В первом случае проще лечь и умереть прямо тут, ведь если эти твари арестовали или убили дядьку Освальда, жить мне осталось недолго. Последний лист синей акации съеден два дня назад, и в висках уже появилась знакомая боль. Завтра к вечеру меня скрутит так, что я не смогу даже пошевелиться, а до границы с Лигеей отсюда добираться дня три… Впрочем, все это ерунда, Освальд не сдаст своего господина даже под пытками, но раз так, получается — меня догнало прошлое?

Конрад вывез меня из Лигеи больше двадцати двух оборотов назад. Граф надеялся предъявить бастарда герцога императору и тем самым обезопасить графство от возможного вторжения Ордена. Старый вассальный договор исключал любые притязания на Кенай в том случае, если жив хоть один прямой наследник герцога. Проблема заключалась лишь в том, что я бастард, и по законам империи сделать это можно было только после моего совершеннолетия.