Георгий Смородинский - Сын синеглазой ведьмы

Ветер вскоре заметно усилился, однако дождь так и не начался. Тянущее чувство прошло, и настроение начало выправляться. Когда уже казалось, что все плохое исчезло, ветер изменил направление, и в воздухе пахнуло гарью. Здесь, в лесу, такой запах означал только беду, а когда его несет со стороны твоего дома….

Похолодев от страха, я со всей возможной скоростью рванул вниз по тропе и, выбежав из леса, понял, что опоздал…

Дом пылал ярким факелом вместе с садом и двумя хозяйственными пристройками. Горели яблони, горел забор, горели колышки на маминых грядках. Пламя ревело на ветру, клонясь от сильного ветра. Внутри что-то скрипело и падало, лопалась на крыше черепица, с противным треском рушились балки, вздымая в воздух тысячи искр.

Тяжело дыша, я с ужасом смотрел на горящее пламя и пытался сообразить, что же мне теперь делать. Мама… Она ведь ждала меня там, в доме, но… Чудовищным усилием отогнав страх, я провел ладонями по лицу и вдруг понял, что нужно бежать к кургану. С мамой ничего не могло случиться! Она жива и обязательно будет там!

Обернувшись, я посмотрел в сторону горы, и в этот миг земля под ногами качнулась. Где-то на вершине раздался чудовищный грохот, небо озарила ярчайшая вспышка. Тучи над головой вмиг стали кроваво-красными, на них отчетливо проступил силуэт горной вершины. В следующее мгновение земля снова ударила по ногам, и с неба на лес посыпались раскаленные камни.

Ошалев от происходящего и практически полностью потеряв слух, я кинул взгляд на горящий дом и, ни секунды не медля, припустил по дороге к кургану.

Вокруг все гремело и тряслось. Рушились на землю раскаленные глыбы, воздух пропитался противным запахом серы, тропа подбрасывала, как необъезженный конь. Падающие камни катились по склону горы, оставляя за собой дымный след, трещали ломаемые деревья, в лесу за спиной занимался пожар.

Я бежал вперед, дыша кислым вонючим воздухом, чувствуя, как по щекам бегут проклятые слезы. Сын герцога не должен реветь, как последняя девка, но иногда бывают моменты, когда контролировать себя очень сложно. Твой дом сгорел, вокруг царит хаос, и неизвестно, жива ли мама, но оправданий не существует! Бояться и ныть — удел слабых, только эти слёзы — они от дыма, а значит, их стыдиться не стоит.

На пути к кургану из земли торчала небольшая скала и, подбежав к ней, я услышал, что впереди кто-то ревет. Мгновение спустя донеслись два тяжелых удара, словно кто-то огромный забивал стальные гвозди в металл. Рёв впереди захлебнулся, грохнуло о камни железо. Чувствуя, что сердце вот-вот выскочит из груди, я быстро обогнул скалу и, выбежав на поляну перед курганом, замер, поражённый увиденным.

Она была здесь, но такой я ее ни разу не видел. Моя добрая, веселая мама превратилась в сказочную воительницу. На ней развевалась черная мантия с накинутым на голову капюшоном. Такие же черные сапоги украшала вязь белых светящихся рун. Мама стояла на площадке перед курганом с коротким жезлом в правой руке, а в десяти шагах напротив нее лежал труп огромного демона. Закованное в сталь чудовище уткнулось мордой в каменную плиту, секира с костяной рукоятью валялась чуть поодаль на земле. Камни с горы сюда не долетали, но четыре дымящиеся воронки и расколотая беседка свидетельствовали о произошедшем недавно сражении. В дальнем конце площадки я заметил еще три трупа в странных красно-коричневых мантиях. На голове одного из них торчали изогнутые рога. Не такие огромные, как у мертвого демона, но…

Забыв об извержении и горящем за спиной доме, я смотрел на свою мать с восхищением, не веря, что это происходит со мной. В деревне ее считали ведьмой, заезжие рыцари кланялись, как своей госпоже, но то, что открылось сейчас…

Демонов я видел только на гравюрах в храме Светлого бога, а, по словам монахов, справиться с ними могли только великие герои из древних легенд. Твари, очевидно, пришли к нашему дому и, не найдя там никого, отправились к кургану, где мать проводила большую часть времени, ухаживая за захоронением и выращивая свои цветы. Чудовище и три беса… Она убила их всех, не получив ни царапины…

Я и раньше знал, что мама необыкновенная, но сейчас… Сейчас самое главное, что она жива! Почувствовав чужое присутствие, мать резко обернулась, отводя в сторону руку с оружием, и…

— Рони! — воскликнула она и, подбежав, стиснула меня так, что стало трудно дышать. — Живой! Хороший мой!

— Наш дом… — прошептал я, глотая соленые слезы.

— Я знаю, — прижав мою голову к груди, вздохнула она. — Это было предсказано… Завет Единого все еще довлеет над нами, а значит, у этого мира есть шанс.

— Кем предсказано? — подняв голову, поморщился я. — Кому мы с тобой помешали? И что вообще происходит?

Синие глаза матери, казалось, заледенели от боли и горечи. Она некоторое время смотрела на меня сверху вниз, затем вздохнула и опустила взгляд.

— Я не могу тебе ничего объяснять, сын. Ты должен пройти этот путь в одиночку…

— Какой еще путь? Куда мне идти?! — скосив взгляд на вершину горы, удивленно выдохнул я. — Ты хочешь меня куда-то отправить?

— Ты должен добраться до Кеная и забрать из хранилища колокол, — быстро произнесла мама. — Принеси его к кургану и дождись, когда…

В этот миг земля задрожала так, что мы едва не упали. Из вершины горы выплеснулось облако белого дыма, который тут же покатился вниз, скрывая под собой камни и текущую лаву.

— Вот видишь, я не могу… — кивнув на гору, с горечью в голосе произнесла мать и, положив мне на плечо ладонь, на мгновение прикрыла глаза. Руку тут же обожгло диким холодом, так, что я едва сдержался от крика.

— До свидания, Рони! Я буду ждать тебя здесь, — прошептала мама, и мир погрузился в непроглядную ночь…

⁂

Сознание прояснилось, и я понял, что лежу на соломенном тюфяке, уткнувшись лицом в грубую ткань. Во всем теле противная слабость, глотка пересохла, шея болит, руки затекли так, что не чувствуются. Ещё не до конца отойдя после видения, я попытался сообразить, что, собственно, происходит, и вдруг в панике понял, что не чувствую эфира. Твари! Эти уроды оглушили меня в саду у дядьки Освальда и повесили блокирующую Печать. Судя по моему состоянию, с тех пор прошло уже несколько дней, но… почему я тогда жив? Почему меня не убила Печать Льда? Что тут вообще происходит?

Чувствительность наконец вернулась к рукам, и я понял, что они связаны за спиной. Впрочем, парой заученных движений веревки удалось быстро сбросить. То ли тюремщик не сильно старался, то ли так и было задумано, но меня это мало заботило, поскольку пить хотелось так, что ни о чем другом просто не думалось. Избавившись от пут, я перекатился на спину, сел и тут увидел кота.