Люси Сорью - Стигмата

Но Крочесни всё ещё нигде не было!

Сообщение мигнуло перед её глазами и развернулось — в изображение, кадр с камеры наблюдения в «Астории», и Мяаймиваари замерла. Камера запечатлела женщину — бледную, с длинными, слегка влажными, рыжими волосами, спадавшими ниже плеч. Белая рубашка была великовата ей на груди; мокрая ткань на рукавах плотно облепила руки. Половину лица, повёрнутого на три четверти перед камерой, скрывали большие стёкла солнцезащитных очков.

Сердце Мяаймиваари замерло. Она вызвала другой снимок из своей долговременной памяти — тот самый, дерзкий, бросающий им вызов одним взглядом. На лице женщины в кадре не было ничего подобного. Очки скрывали глаза, затрудняя распознавание. Но всех остальных черт — скул, челюсти, подбородка, губ и носа, формы лица — должно было хватить.

Изображение мигнуло. Два снимка с очерченными контурами повисли перед ней.

Мяаймиваари выдохнула. Это была она.

Наконец-то, это была она!!

- Собираемся. - скомандовала она по общему каналу. - Цель в «Астории». Кормяакаани, Аамяяоне, Сёёпаани, Мяатусяани, Виихаани — вы со мной. Хиилтууне, Хяаратяяни — челнок на вас. Хяаратяяни — ты на связи.

- Есть!!! - услышала она; канал едва не потонул в возгласах подтверждения, и Лиисэ с трудом сдержала ухмылку. Её бойцы слишком долго ждали. Она слишком долго ждала.

Теперь конец был близок.

Сегодня Крочесни умрёт.

***

Фон вышла из лифта и замерла.

Она была одна. Впервые с того дня, как она впервые проснулась здесь, в Федерации, в Вышеграде. В госпитале рядом всё время были врачи — Андриевский, кимарра-полковник, ещё один, чьего имени она тоже не запомнила. Когда Виэр забрала её, увезла к себе домой, в Браму-Заходню, рядом всё время была она. Дома, в городе, сегодня утром в Новом Двуре — всегда рядом, всегда вместе с ней. Всегда держа её за руку.

Теперь Виэр оставила её одну.

Фон сглотнула. Холл пятого этажа перед лифтом был пуст. Она поёжилась, оглядываясь вокруг — никого. Здесь было меньше света, чем в ярко освещённом холле внизу, и тёмные очки заволакивали углы тенями, будто она тонула в толще мутной, грязной воды. После влажного и душного воздуха снаружи прохлада отеля холодила её.

Она подняла руку, взглядом скользнув по застёгнутому манжету намокшего рукава. Белая ткань прилипла к её руке, и Фон ясно могла разглядеть под ней очертания тёмного пятна на запястье.

Она отвернулась и, не глядя, сдёрнула с себя очки.

Мутная вода отступила, исчезла; яркие цвета, выглядывавшие из-за краёв стёкол, вернулись назад, и Фон вздохнула. Двинула мёрзнущими под мокрой тканью рубашки плечами.

Налево. Номер 524.

Она пошла вперед, держась подальше от ярко освещённой галереи. Зелёный с золотом ковёр вёл её, как маркер навигационной системы, вглубь левого крыла — в лишённый окон коридор, обрамлённый у входа двумя жёлтыми растениями. Клиновидные листья торчали в стороны, сгибаясь книзу. Очевидно, они были из других широт: здесь, в Вышеграде, она ещё никогда не видела таких.

Ряды дверей провожали её, пока она шла по коридору. Металлические бляшки номеров на них поблёскивали; она оглядывала каждый из них, но номера 524 здесь не было. Коридор впереди разделялся; перед ней возникло окно навигации, и она свернула налево, как было указано. Номера 520-530 находились в той стороне.

Навстречу ей вдруг раздались шаги, и Фон замерла, напрягшись всем телом. Она остановилась посреди коридора, прислушиваясь к шагам, не зная, что делать. Бежать? но зачем ей было бежать?

Из-за угла показалась фигура в чёрном мундире, и Фон с облегчением выдохнула: мундир был марцианским. Это ей было видно даже отсюда. Но вот фигура… принадлежала не Айше, нет; это был кто-то другой, один из тех офицеров из делегации. Фон заметила даже капитанские знаки на кителе.

Капитан заметил её, только когда был совсем близко — его взгляд, блуждавший по стенам, вдруг скользнул по ней, и капитан преобразился. Заспанное выражение исчезло с его лица, обрамлённого смятыми коричневыми волосами: он смотрел на внезапно возникшую перед ним Фон, будто на привидение.

- Крочесни?.. - пробормотал он, глядя на неё.

Фон кивнула. Капитан осоловело кивнул в ответ — и выпростал руку, протягивая её для рукопожатия.

- Капитан Людвикас Явтокас, - представился он. Фон уставилась на него. - Я видел вас там… на космодроме.

Фон глянула на протянутую руку, а затем обратно на лицо Явтокаса: да, он был типичным вакаринцем — овальное лицо, прямой нос, высокие скулы, кожа чуть темнее, чем у части марциан. Заспанный, растрёпанный — но теперь его карие глаза горели живым интересом, глядя на неё.

Она нерешительно пожала его руку. Чужая ладонь была шершавой и неприятной на ощупь.

- Я… - снова заговорил Явтокас, не отпуская её руку. - Я не ожидал, что вы будете живы...

- Я тоже. - сказала Фон и отняла руку; капитан выпустил её, всё ещё не сводя с неё глаз. - Не подскажете, где номер 524?

- А… там, дальше. - кивнул головой Явтокас и спросил, - а… вы спешите?

- Немного. - ответила Фон. - Хорошего дня, капитан Явтокас.

Она прошла мимо него, оттеснив ошеломлённого вакаринца плечом, и поспешила дальше по коридору. Её шаги тонули в зелёном ковре под ногами. Впереди что-то блестнуло: коридор расходился под углом, образовывая ромб лестничной площадки. За её окнами только что вспыхнула молния.

Раздался приглушённый раскат грома.

- Крочесни! - раздался оклик, и Фон обернулась. Явтокас так и стоял в коридоре, глядя на неё. - Как… как вам удалось выжить?

Фон ответила не сразу, смерив его взглядом. Её руки сами собой сжались в кулаки. Чудо , подумала она. То, что я выжила, для них — чудо . Иначе Явтокас не говорил бы о везении.

Даже не думал бы.

Она чувствовала, как слова подступают к горлу, норовя вырваться наружу. Везение? о, ей было что рассказать Явтокасу о везении. Везение — это когда тебя просто и безыскусно бьют , и ты благодаришь всё на свете - даже своих мучителей - за то, что им слишком лень было придумать что-то более интересное . Везение — это когда ты теряешь сознание от боли, от голода, от страха, но тебя не приводят в чувство, чтобы подвергнуть новой пытке — а просто бросают, как использованную вещь, как надоевшую игрушку. Везение — это когда ты висишь на вывихнутых руках, прибитая к стене, и не можешь даже вдохнуть — собственный вес давит на лёгкие; и ты радуешься, потому что тебя наконец оставили в покое — больше не бьют, не жгут, не ломают, не мучают, и даже насилуют только один раз в день, да и то без особого интереса…

Она могла рассказать многое о том, как ей удалось выжить. Но не удалось умереть.

Но она не сказала ничего.

Явтокас стоял, удивлённо смотря на неё, ожидая ответа — и Фон отвернулась.