Алексей Живой - Вторжение в Китай [litres]

На этот раз кивнула Маша.

– А нам в детстве столько книг на лето задавали, что у меня голова аж дымилась после этого, – пожаловалась она.

– Значит, мозг работал, тренировался, – усмехнулся Гризов, обняв девушку посильнее. – Мозги же как мышцы – напрягаешь, значит работают. А эти отблески чужого сознания не читают, не интересуются своей историей, не хотят постигать новое, лететь в космос. А зачем? Достаточно шопинга в интернете, пива, рэпа и сериалов. Все общение через мессенджер.

– Учиться и работать, кстати, тоже не хотят, – вдруг выдала Маша, удивив Гризова своими наблюдениями, – им сразу миллион долларов подавай и так чтобы без напряга. Ко мне приходила как-то устраиваться на работу такая девочка. Опыта нет, а зарплату просит, как у генерального директора. В кино, наверное, видела, что так бывает.

– Вот-вот, – согласился Антон, глядя поверх стены на медленно опускавшееся солнце, – учиться и работать они не хотят, потому что их с детства приучили расслабляться и не принимать ответственность на себя за свою жизнь. Последние лет пятнадцать СМИ отовсюду внушают мысль, что люди должны только отдыхать. Дела за них будут роботы делать, видимо, или искусственный интеллект. А им только остается ходить по ночным клубам да снимать стресс от затянувшейся депрессии после шопинга. К двадцати годам такие индивидуумы уже настолько расслаблены, что и в тридцать еще не задумываются о семье и детях. Они сами застревают в детском возрасте. А детьми, как известно, легче управлять.

– Ну да, – кивнула Маша, в задумчивости останавливаясь у края стены, – сейчас парни вообще жениться не хотят. И детей заводить.

Потом она повернула голову и пристально посмотрела на Гризова, который поневоле притормозил рядом, словно это он был во всем виноват.

– У меня родители поженились в двадцать пять и считали, что уже поздновато, – сообщила Маша. – А куда девчонкам сейчас деваться? Если до тридцати лет не родила, дальше будет все сложнее и сложнее. Но парням-то пофигу… они думают только о себе.

Антон с пониманием взглянул на свою спутницу и продолжил:

– Вот и я о том. Всякие-там миллениалы и особенно те, кто родился еще позже, очень легко поддаются внушению. У них своего мнения нет, верят всему, что в интернете написано. Просвещенные англосаксы так надавили им на ослабленный интернетом мозг, что быть нормальным мужиком или женщиной уже стало зазорно. Нужно обязательно посомневаться в своей ориентации, – а вдруг ошибся, если родился мальчиком? Обсудить в соцсетях. Зато новая поросль лояльно относится к гомосексуальным бракам, всякой содомии и наркотикам. То, о чем в нашем детстве было не слышно, потому что мы были здоровыми. Вот ты, Маша, например, как относишься к гомосексуалистам?

– Я к ним не отношусь, – отшутилась Маша, тряхнув распущенными волосами, – думала, ты уже догадался.

– Догадался, – сказал Гризов, притянул девушку к себе за талию и поцеловал, продолжая разговор. – А еще это коллективное бессознательное ругается матом так, словно использует настоящий русский язык, а не упрощенную версию для быдла. Шнурка своего, как пророка, слушают. А все потому, что он будит в них животные чувства. Если ты животное, то ничего не надо соблюдать. Вот она, настоящая свобода.

– У меня младший брат так сильно матом ругается, – призналась Маша, нахмурившись, – это просто ужас. Мама в шоке. Но брат говорит, что все в его компании так ругаются, даже девчонки.

– Это уже норма, – кивнул и горько усмехнулся Гризов, – если не читать ничего, что заставляет думать, а разговаривать только матом, откуда же молодежь узнает, что русский язык – самый красивый в мире. И что это они должны учить уму-разуму англичан, американцев и китайцев, если потребуется, а не наоборот. Сейчас даже учителя страдают косноязычием. Нормальный русский язык отмирает, он непопулярен. Не в тренде, так сказать. Остается суррогат, заспамленный английскими словами и матом. Ты послушай, как современные маркетологи разговаривают – вот уж где ужас кошмарный.

В этот момент заболтавшемуся Антону случайно наступил на ногу встречный турист. С виду – европеец.

– Сорри! – воскликнул тот, хватая Гризова за руку. – Сорри!

– Ноу проблем, – ответил Антон, продолжая движение.

– Так вот, англосаксы сейчас очень стараются, как и двести лет назад с опиумом для Поднебесной, чтобы весь по-настоящему культурный мир подсел на этот суррогат и начал стремительно тупеть, – развивал он мысль дальше, позабыв про отдавленную ногу. – Их цель: дебилизировать человечество. И лучше языка для этого средства нет. Уже полпланеты прозомбировано, искренне считает английский язык международным и забывает родной. А язык, он же как зеркало души. Каждое слово несет энергетический заряд и культурный код. Перестал петь на родном языке – все, умер.

– Но на английском же поют красиво, – вступилась Маша за любимых исполнителей, – у меня родители «Битлз» очень любили. Я «Дорз» слушала, «Дюран Дюран» и еще много кого. Все ведь на английском поют.

– Вот именно, все сейчас поют на английском. Шведы, немцы, испанцы, индусы и даже русские. Посуди сама, почему все, более культурные народы, должны петь на английском? Потому что шоу-бизнес придумали англосаксы. Они создали систему и хотят на ней зарабатывать. Шоу маст гоу… и так далее. Деньги. Только и всего. Выучить самый простой язык во вселенной и петь на нем примитивные тексты – что может быть легче? Производить и хавать готовое, даже на чужом языке сделанное, всегда дешевле. А чтобы создавать свое-родное, нужна смелость, гордость и любовь. Ну и немного денег, конечно.

Гризов умолк на мгновение, облизал пересохшие губы.

– Есть такая известная пуля: английский существует для того, чтобы петь, – припомнил Антон, рассматривая изгиб Великой Китайской стены, за которым уже пропала группа туристов из России, – французский, пардон, чтобы говорить о любви. А немецкий, чтобы ругаться матом. Только тот, кто ее запустил, позабыл рассказать, что существуют языки гораздо красивее, чем английский. Петь, например, лучше на финском. Хотя бы потому, что в нем есть сдвоенные гласные, и за счет этого он вдвое мелодичнее английского. Послушай как-нибудь.

– Никогда не слышала, – призналась изумленная Маша, – надо будет попробовать.

– Или на испанском. Красиво поют, ребята, от души. Шакира-Шакира! Против французского тоже ничего не имею, – развел руками Антон, всматриваясь вдаль. – Поскольку французы, как и мы, похожи на людей. Они искренне смеются. У них есть тонкий юмор и романтика, знаменитый шарм, чего никогда не было у англосаксов. В общем, на свете масса языков, а весь современный мир заточен под самый простой язык в мире – английский. Язык работорговцев, колонизаторов, насильников, пиратов и торговцев наркотиками.