Мелешкин Максим - Я обязательно вернусь

— Я понял, вы блокируете удары и быстро врываетесь в ближние дистанции. Дальше ваш противник не может ничего противопоставить. А как быть с нежитью и магами?

— С магами сложно, но это касается любого бойца, чем бы он ни был вооружён. Ты видел, как сражаются маги? Можно надеяться только на скорость, уворачиваться и стремиться к магу на расстояние удара. Но, скорее всего, он победит намного раньше, чем ты к нему сможешь подобраться. Остаётся только что — то метнуть, сбить ему заклинание и бежать. Нежить нечеловечески живучая и сильная, хорошо, что её мало. Можно только наносить фатальные увечья, ломать кости, повреждать глаза, выводить из строя конечности. Тогда есть шансы.

Мы сидели, пили чай с вареньем, каждый думая о своём. Я размышлял, стоит ли тратить время на это искусство или сосредоточиться на фехтовании каким — то оружием. Девушка молча рассматривала меня.

— Скажи, почему тебя заинтересовали слухи о рукопашном бое?

— Не знаю, — пожал я плечами.

— Эван, обычно мальчики твоего возраста мечтают стать магами, а если не получается, то мечниками. Никто не обращает внимания на что — то другое.

— Магом мне не быть. А даже если и случится чудо, разве лишним будет умение без магии не дать себя в обиду? Хочу стать рейнджером. Наверное, я ищу что — то универсальное и смертоносное.

Так мы болтали, когда я краем глаза уловил движение. Постарался естественно повернуть голову в ту сторону. Из дверного прохода показалась небольшая обезьянка в кимоно. На самом деле отличия от классического кимоно имелись, но я не стал заострять на них внимание. Белая рубаха, штаны и пояс. Обезьянка в точности такая, как статуя во дворе. Неужели в этой семье когда — то были шаманы?

Она не спеша подошла к стулу, на котором висела моя торба, и потянула лапку к ней. Опять? Что тут с лоа происходит, они все воруют? Обезьянка замерла, выражение на мордочке менялось от решительного до неуверенного и испуганного. На нас она не обращала никакого внимания. Лапка то приближалась к торбе, то отдёргивалась. Я видел внутреннюю борьбу, которая происходила в лоа. Что — то не позволяло заглянуть в чужую сумку, но обезьянке очень надо было это сделать. В конце концов, через пару минут борьбы лоа поник. Опустил плечи, голову, развернулся и медленно побрёл обратно, бурча себе под нос на грани слышимости:

— Я не могу. Многовековая история исчезнет, а я не могу. Слабак, — и он двинул себя лапой по морде, раздался громкий шлепок.

— Эван… Эван, — девушка громко щёлкнула пальцами.

— А? — я повернулся.

— Что ты там увидел?

— Ничего, показалось, — я так удивился поведению лоа, что забыл контролировать себя.

— Ты странный, — она улыбнулась.

— Хина, ты можешь взять меня в ученики?

— Я бы с радостью, но у меня финансовые трудности и вскоре придётся продать банукай, — девушка покраснела, потупилась и отвернулась.

— Это печально, но, я думаю, всё как — то решится. Главное, не опускать руки, — Хина мне нравилась, её лоа тоже приглянулся, и я решил попробовать всем нам помочь. К тому же что — то влекло меня к этому странному боевому искусству.

— Мне неприятно спрашивать, но ты сможешь позволить себе десять серебрушек в месяц? Ты не подумай, это недорого, раньше отец брал по золотому.

— Конечно. Хина, я начну зарабатывать и смогу платить больше.

— И ещё, Эван, пойми, безору учиться больно и тяжело. Мы много времени тратим на развитие мышц, связок, укрепление плоти. Техники важны, но несколько вторичны. Тело — наше оружие, которое всегда с нами, — Хина напрягла руку, под кожей вздулись даже не мышцы, жилы тягловой лошади.

Она взяла большой нож, которым резала пирог на кусочки, протянула мне.

— Проверь остроту.

Нож был острым, я вернул ей. Девушка, не жалея, рубанула себя по левой руке. На коже не осталось и следа. Мне показалось, мелькнуло жёлтое свечение во время соприкосновения лезвия с рукой. Она умеет использовать ци?

— Если правильно развивать тело, то оно само способно противостоять удару. Конечно, не всем, режущее воздействие причинит вред, но намного меньше, чем нетренированному человеку.

— Впечатляет.

— Тебе надо быть готовым терпеть боль, всем естеством стремиться стать совершеннее, тогда будут результаты. Меня отец начал учить с семи лет. Сам он тренировался всю жизнь.

— Я понял. У меня есть мотивация стать самым лучшим. Хина, не знаешь, может, кто — то комнату сдаёт где — то недалеко? — вставая из — за стола, спросил я.

— Знаю. Тётя Лира сдаёт, на соседней улице, пять минут пешком идти. Эван, ты один жить собираешься? Извини, а где твои родители?

— Там сложная история получилась, я тебе потом как — нибудь расскажу. Могу завтра с утра прийти на тренировку?

— Конечно, завтра в восемь. Тебя устроит?

— Да, вполне. Объясни, где тётю Лиру искать.

Мы распрощались, и я отправился искать жильё. Перейдя улицу, прошёлся до первого перекрёстка, свернул и вышел на нужную мне улочку. Дома тут были старые, но за ними следили, и было почище, чем на улице с банугаем. Гуляли пожилые люди, тут и там бегали дети, спешили по своим делам взрослые. Заметил компанию пацанов лет по двенадцать, которые на углу с подворотней кидали ножики в землю. На вид типичные раздолбаи с бандитскими наклонностями.

Нужный мне дом выделялся на фоне остальных. Первый этаж, как везде, каменный, а выше — деревянный каркас, заполненный глиной с соломой, поштукатуренный и покрашенный бледно — жёлтой краской. Красивая крыша, покрытая камышом. На окнах симпатичные кованые подставки для цветов.

Рядом с дверью стояла кованая лавочка, на которой сидела старушка. По описанию Хины, это и была тётя Лира. Невысокая полненькая женщина с седыми волосами, уложенными в аккуратную причёску.

— Добрый вечер. Тётя Лира? Меня зовут Эван. Я от Хины, она сказала, что вы сдаёте комнату.

— Добрый, молодой человек. Чем же ты так Хине не угодил, что она тебя сюда отправила?

— А что не так? — я насторожился.

— Как говорят соседи, нехорошее место. Как умер мой дед, так всё и началось. Шорохи по всему дому, вещи пропадают, стучит кто — то в стенах, ночью страшно, спасу нет.

— Хм, а вы бы магов позвали.

— Звала уж два раза. Только деньги взяли и ничего не сделали. Один стену испортил, кнутом огненным перечертил два раза. Зачем, спрашивается? И продать дом не могу, никто не хочет в нём жить.

— Что, так страшно?

— Не могу уже. Живу на улице перед домом. А когда зима придёт, что делать буду?

— А я не боюсь. Сдадите комнату? — мысли, кто это буянит, у меня были.

— Живи так, может быть, вдвоём не так страшно будет, — махнула она рукой, совершенно не веря в сказанное. — Всё равно убежишь завтра отсюда. Не ты первый.