Ярослав Гжендович - Носитель судьбы

Все дело было в кошмаре. Там, в долине, у всякого были ужасные сны. Не знаю, были ли это сны Скорбной Госпожи или мои собственные, но сколько бы раз я не заводил глаза, видел пылающий Маранахар, смерть моих близких, лабиринты Красной Башни, но еще — суровые и странные строения из прямоугольных камней и шмыгающих вокруг железных тварей, стены, полные окон, тянущихся в бесконечность, и чувствовал я себя тогда крохотным, безоружным существом. Так случалось всякую ночь, но к этому я привык. В долине жилось так, словно не было никакого «раньше» и никакого «позже», словно ты был одновременно слегка пьян и слегка печален.

Но однажды ночью мне приснился другой сон, и я знаю, что снился он всем обитателям долины. Я видел сумеречный лес, такой же, как рос здесь, в Земле Мореходов. Лес, погруженный в вечерний туман, из которого начали выбегать животные. Помню, что таким-то образом приходил холодный туман, а с ним выходили из урочищ ройхо, но меня в том сне не было. Только мой взгляд поднимался над землей точно так же, как когда снился мне призрак, идущий по моему следу. Видел я и поселение, окруженное валом и частоколом, к которому бежали люди. Кто-то бросил корзину, из которой посыпались овощи; выли собаки; кто-то схватил под мышки плачущего ребенка. Все неслись сломя голову к воротам. Какая-то женщина споткнулась на скользкой дороге из деревянных досок, кто-то, пробегая мимо, рывком поставил ее на ноги и, перебросив ее руку за шею, потянул за собой. Из поселения донесся рев рогов. Я хотел бежать вместе со всеми, оказаться в безопасности за валом и солидными воротами, но мог только наблюдать.

Из леса просочился туман, а с ним и всадники. В начале я подумал, что идут призраки урочища, потому что выглядели они как чудовища, но вскоре заметил, что это кони и люди, только облаченные в странные доспехи из почерневшего металла. Сквозь щели кованных железных морд драконов, в глазницах и между их клыками мелькали человеческие глаза и рты. То, что я посчитал крыльями, было торчащими за их спинами древками с черно-красными, потрепанными флажками.

Они встали в ряд и издали странное шипение, как огромные змеи, в то время как за воротами с шумом задвигали мощные засовы. Всадников не было много, может, хон, и будь я собой, подумал бы, что обитатели городка справятся с ними без труда, но в этом сне я хотел кричать и плакать.

Между деревьями вышло еще несколько пеших, и они несли над собой на жердях большой глиняный сосуд, украшенный вьющимися змеями. Я видел, что змеи те вьются на их руках и лицах. За ними в скрежете железа появились странные, коренастые твари, немного напоминающие крабов, а немного — бронированных безголовых птиц; они приняли сосуд и помаршировали с ним прямо к городку, не обращая внимания на сыплющиеся с частокола стрелы: те лишь отлетали с лязгом от их брони. Создания эти поставили сосуд под самые врата и вернулись к всадникам. Один из них сошел с коня, отдал кому-то тяжелый топор, а потом отстегнул от пояса длинную ременную пращу. Поместил туда снаряд — железный шарик — и принялся раскручивать пращу над головой все быстрее и быстрее. Махнул ремнем, снаряд свистнул в воздухе и с треском расколол сосуд, что распался на несколько кусков и освободил облако синего, густого дыма. Я не понимал, что вижу, но я помню, что был смертельно испуган не пойми почему. Дым осел на земле серебристым налетом, подобно инею, а потом грязь начала двигаться, вздымались на ней волны, с шумом лопающиеся пузыри, а затем земля выпятилась и встала дыбом, обретя форму грубого великана: холма распадающейся грязи с едва обозначенной головой, мощными ногами и сильными руками, которыми великан ухватился за ворота и вмялся в них. Люди в городке стреляли в чудовище из луков, бросали камни и топоры, но все это поглощалось холодным телом монстра, не причиняя ему вреда. Бревна заскрипели, начали выгибаться, а потом треснули с сильным грохотом, а ворота разлетелись вместе с созданием, разбрызгавшемся во все стороны комьями грязи.

Всадники вскинули оружие и издали дикий вопль, что звучал как лязг, как «Ааак-кен! Ааак-кен!», и ринулись прямо в зияющее отверстие ворот.

Потом я оказался внутри города, и был это уже конец. Бревна, забрызганные кровью, выкрученные тела, ужасные крики женщин и детей. Голоса вставали под небеса, и я тоже кричал. Видел еще связанного человека и одного из нападавших, который смотрел на несчастного сквозь отверстия в черепе чудовища, который был на его шлеме. Я услышал, как спрашивает он тихим, вежливым голосом: «Где Долина Скорбной Госпожи?», а потом поднимает небольшую металлическую флягу и выливает немного жидкости на ноги связанного, и как жидкость эта начинает дымиться и вдруг выстреливает пламенем.

Мужчина в драконьем доспехе снова задал вопрос, поднимая флягу, и я начал кричать, будто пылал я сам.

Проснулся, слыша собственный крик и крик Бенкея, и, кажется, всех существ в селении. А потом неслись мы к башне, один за другим, спотыкаясь и падая, среди рыдающих, стенающих и бьющих крыльями существ прямо в отворенные ворота из сплетенных корней, потом по деревянным ступеням, коридорам, меж колонн из стволов и плетенных узоров ветвей.

А чуть позже встали мы в огромном зале и хором стали петь песню.

Тогда впервые я увидел Скорбную Госпожу.

Она возносилась в большом круглом зале, отделенном от нас решеткой из листьев и цветов, за хрустальными стеклами. Огромный ствол дерева с переплетением корней, складывающихся будто в огромную, драпированную юбку, рос от ее пояса, иные корни оплетали ее талию и грудь. Ствол выглядел так, как и должен выглядеть ствол старого дерева, но при этом он казался мягким, колыхался и волновался во все стороны, как настоящая ткань, но при том поскрипывая, как дерево. Женщина, большая, со странно чужим лицом с запечатленным на нем страданием, окруженная облаком похожих на руно волос, медленно колыхалась с раскинутыми руками, а вокруг прыгали дикие дети не больше ее ладони, трепеща крылышками и волоча за собой полосы раскаленной пыли.

Мы пели. Медленно, тихо, бесконечно. И все понемногу успокоилось, хрустальные стекла, сквозь которые мы видели Госпожу, начали затягиваться пятнами серебра и вдруг сделались зеркальной поверхностью. Я увидел в нем толпу прекрасных, элегантных существ, окруженных радужными крыльями, похожими на лепестки цветов, а между ними — двух отвратительных железных чудовищ: Бенкея и себя. Мы были шипастыми и зубастыми драконами, похожими на всадников из моего сна. Бенкей застонал и закрыл лицо руками, а я понял, что это Скорбная Госпожа увидела нас и что теперь мы сделаемся частью ее сна. Сквозь мутнеющее стекло я увидел, как Госпожа перестает двигаться и медленно свешивает голову. Кошмар закончился.