Михаил Лысенко - Гробовщик

Я присмотрелся и вдруг понял, что всё про них знаю.

Забинтованного звали Краб. Второго – Петя Храп. Был с ними ещё один: тот самый не захотевший идти со мной Антон Рыбкин. Все трое – «залётчики». И послали их по мою душу. Найти не живого, так мёртвого. А коли я сгинул под Выбросом, то добраться до Колпаков, и сделать за меня то, что я, похоже, уже не смогу. Без этого им не было ходу обратно в Лагерь. Ломоть так и сказал:

– Последний вам шанс. Не выполните, что приказано, можете не возвращаться. Повешу на ближайшем суку.

Километрах в пяти от Павловичей собратья по несчастью нарвались на блуждающий «Трамплин». Рыбкина подкинуло выше деревьев. И мало того, что тот упал грудой хлама, так ещё и угодил прямо в «Жарку». Короче, и хоронить было нечего. Краба тоже швырнуло, но «всего» метров на шесть и в другую сторону. Прямо на сосну. И только шедший третьим Петя уцелел, хоть и чуть не обмочился от страха. В секунду: была группа и сплыла.

Знание это пришло ниоткуда, но я почему-то был уверен, что всё это чистая правда. Как и то, что Петя Храп сейчас обдумывает, как бы вернуться назад. Воспримет Ломоть и так потери группы критичными, или для верности стоит и Краба в какую-нибудь аномалию подтолкнуть. Благо, что тот мало чего соображает, так о дерево приложился …

Ну, я шумнул по кустам, Петя пистолет из кармана вытащил и стал им водить трясущейся рукой. А сам от костра отступает. За спину напарника. Я аж сплюнул, такие у него в голове пакостные мысли роились: мол, если какая тварь на Краба первого кинется, то нужно погодить слегка, пока она его не задерёт, а уж потом начинать пальбу.

– Не стреляй, Петя, – крикнул я. – Свои.

А тот в ответ:

– Кто свои? Выходи или сейчас же шмалять начну!

Я руку на кустом поднял, чтобы видно было – человек, и сказал:

– Дуй, Петя, назад в лагерь. К Ломтю. Скажи – Немой объявился. А при нем: две мобилы с записью. Я буду его ждать здесь. Вместе с Крабом. Потому как сильно покалеченный и быстро идти не могу. А ты по своим отметкам мигом домчишься.

Петя чуть не запрыгал от радости. Как же и повод вернуться есть, и убивать никого не надо.

– Немой? А мы тебя… За тобой, в общем. Постой, а как ты Выброс?.. Схрон нашёл? Вот повезло тебе, так повезло!

Он помялся немного и предложил:

– Может мобилы мне отдашь? А я их Ломтю передам.

– Э, нет, – засмеялся я такой наглости. – Только я, и только в руки Ломтю. Лично. И скажи, чтобы рюкзак хавчика прихватит. И сигарет. Да пусть не жмётся. Устроим обмен. Мне – рюкзак. Вам – мобилы.

– Ладно, – только и сказал Петя. Да как припустит к Лагерю. Аж пыль столбом.

Я присел там же, за кусточком, закурил.

– Немой, на курево богат? – очнулся Краб. – Чего ты там прячешься? Подходи к костру. Сейчас вода закипит. Чаю попьём…

Я и вышел. Краб глянул на меня и побледнел. Хотя казалось бы: куда уж больше.

– Ты точно Немой? Или тварь какая, типа «перевёртыша»? Я слыхал про таких. Кажутся сперва обычным человеком, а потом – раз!..

Я протянул ему пачку. Он вытащил непослушными пальцами сигарету, прикурил от горящей ветки, выдохнул дым.

– Эк тебя, – сказал Краб и уточнил: – Выброс?

Я кивнул и спросил:

– Петя быстро обернётся?

– До Лагеря часа за полтора добежит, – сказал Краб, пожимая плечами. – Он, как мы с Рыбкиным в «Трамплин» угодили, всё выпытывал у меня, как Ломоть отнесётся, если мы назад повернём? А я ему: херово, говорю, отнесётся. Он и из простой ходки «возвращенцев» не жаловал. А тут – последний шанс…

Мой собеседник согнулся пополам и зашёлся в кашле, сплевывая слюну.

– Не удивлюсь, если он уже меня примеривался в какую-нибудь аномалию подтолкнуть и в одиночку возвращаться, – продолжил Краб сипло. – Мол, группа полегла, а ему типа повезло. Будто Ломоть такого «везунчика» да ещё и пустого просто в Лагерь бы впустил. А-то и висел бы Петя на осине у колодца.

Мы посидели молча.

– А что ты там про хавчик говорил? – спросил Краб.

– Жрать мне что-то надо? – вопросом на вопрос ответил я.

– Так ты решил не возвращаться? – догадался Краб и снова закашлялся, прижимая трёхпалую руку к груди и болезненно морщась.

– Ребро, похоже, сломал, – сообщил он и продолжил. – Пропадёшь. Думаешь, ты первый такой? Были и до тебя умники. Как кто найдёт подвал поглубже, куда Выброс не достанет, так тут же и срывается. Типа, на вольные хлеба. И поодиночке уходили, и командой. Никто не выжил. Кто в аномалию вляпался, кого тварюги местные порвали. А кто и вовсе – сгинул. Ты про то, что в Зоне нельзя без перерыва долго находиться, слышал? Так это – чистая правда. Через пару недель тебе крышу так снесёт, что ты в первую же «Плешь», как топор в воду нырнёшь.

– Это у тебя нервы крепкие. А будь здесь Петя, он бы меня застрелил. И до костра дойти не дал бы, – грустно усмехнулся я. – А теперь прикинь, сколько нервного народа в Лагере. Долго я там проживу? А даже если и не убьют меня сразу, кем я там буду? Неведомой зверушкой? И сколько пройдёт времени, прежде чем майор Дятлов про меня узнает и учёным на потрошение продаст?

Краб прихватом, сделанным из толстой проволоки, вытащил из костра большую жестяную банку с кипящей водой и разлил кипяток по кружкам. В воздухе запахло свежезаваренным чаем.

– Давай, – сказал он, кивая мне на мою кружку, – Пока горячий…

– Ты прав, наверное, – сказал Краб, шумно делая глоток, и затягиваясь остатком сигареты, – Но и в Зоне одиночка – не жилец. В Лагерь про то, что Выброс вот-вот, хоть оповещалка приходит. А в Зоне как? Ходи, да на небо посматривай? Твари, опять же, аномалии, излучение. А тут еще такая штука, ты вот в курсе, что помимо нас, бродяг, в Зоне и другие ходят? Да такие, что нечета нашим: комбинезоны, дыхательные маски, тепловизоры, стволы от «Калаша» и выше. Если кого из наших засекут, сядут на хвост и пока всех не перебьют, не отстанут. Не любят светиться. Встреча с ними для нас – верная смерть.

С месяц назад это началось. Костя Чук, земля ему пухом, вернулся из ходки с выпученными глазами. Рассказал, что своими глазами видел, как трое каких-то камуфляжных загнали в овраг у Новой Красницы новенького из тройки Барана. И из автоматов в друшлаг. А тело в «Рубец» закинули. Через неделю Партогаз стоял на восточной окраине, курил. Глядь, а через поле к Лагерю Петька Ревун несётся. Напролом, на удачу. И оставалось ему метров сто, как голова у него раз – и в брызги разлетелась. Партогаз сперва подумал, что Ревун в аномалию попал. Пошарил вокруг – нет ничего. А Кот, бригадир тогдашний, сказал, что такое бывает, когда из снайперки разрывной пулей в затылок попадают. Потом ещё пара случаев. Ну, Ломоть не выдержал и к Дятлову. Так, мол, и так: что за народ в Зоне беспредел творит? А тот ему – забудь. И тем, кто в курсе передай, чтоб не болтали.