Михаил Лысенко - Девочка ищет отца

Баркас не волновался за то, что заведёт их этот мужик в какую-нибудь аномалию. На то у них была Алеся. Но вот мысль про возможную засаду не оставляла его, так что когда они вышли из леса к мостку через небольшую речушку, он удвоил внимание. Цепко оглядывал окрестности, прикидывая, где бы сам разместил снайпера, да косился на экранчик ПДА на левом запястье.

Но всё было тихо. Пыжа, как самого молодого, отправили к воде наполнить фляги.

Двинулись дальше. Слева оставили ржавую водонапорную башню, какой-то полуразрушенный погреб с прогнившей крышкой, потом дорога резко извернулась вправо, и перед ними открылся вид на давно заброшенную деревню. Провалившиеся внутрь себя избы, заросшие бурьяном огороды, торчащие из зарослей малины вперемешку с крапивой верхушки столбов и секций заборов…

– Ты чего? – услыхал Баркас сзади и обернулся.

Алеся беззвучно плакала. Она стояла у небольшой прогалины, заросшей ослепительно белыми ромашками, и то поднимала голову, чтобы скрыть слёзы, то выпрямлялась, щурилась, глядя куда-то вдаль. Замыкавший группу Бек, догнал, положил ей руку на плечо, попытался заглянуть в лицо. Алеся сердитым жестом вытерла глаза, шмыгнула носом.

– Вы идите, – сказала она. – Я отстану. Ненадолго. Потом догоню.

Бек вопросительно глянул на Баркаса.

– Пожалуйста, – почти шепотом попросила Алеся. – Мне надо.

Баркас вздохнул и кивнул. Бек прошёл мимо Алеси.

– Не задерживайся, – буркнул на ходу.

Пыж недовольно покрутил головой.

– Может… – начал было он, но толчок в плечо не дал договорить.

– Топчи тропу, комбикорм, – сказал ему Бек.

– Чего там? – снова подал голос их проводник. – Чего снова встали? То подгоняете, то сами же и тормозите.

– Всё, всё, – махнул ему рукой Баркас. – Уже никто никуда не стоит.

Семён поводил взглядом отколовшуюся от группы фигурку Алеси. Спросил:

– А четвёртый ваш куда это двинулся?

– Он не четвёртый, а третий, – сказал Баркас. – По понедельникам – я четвёртый.

– Ну, третий…

– Слышь ты, математик, – снова оборвал его Баркас. – Ты веди, куда вёл. А-то, я смотрю, тебе и одного глаза много.

– В смысле? – не понял его Семён.

– Глазаст больно, – усмехнулся Баркас. – Ты лучше отметки свои высматривай. Вот заведёшь нас в «колючую лужу». И сам утопнешь, и нас за собой потянешь.

– Да тут уже недалеко, – сказал Семён, указывая рукой вдоль улицы.

И в самом деле, дунул лёгкий ветерок, и на сталкеров повеяло сладковато-горьким запахом дыма от костра.

Если бы кто-то проследил за Алесей, то он увидел бы, как девушка постояла на месте, невидяще глядя в след уходящей группе, а потом свернула с улицы направо в небольшой переулок, заросший густой, по колено, травой. Переулок пару раз вильнул влево-вправо, перевалил через небольшой холм и привел девушку к неплохо сохранившемуся дому. По крайней мере, крыша у него ещё не обвалилась и забор, хоть и покачивался на ветру, но стоял. Да и зарослей вокруг было не в пример меньше, по сравнению с другими дворами. На видимой от калитки части огорода даже сохранилась какая-то форма продолговатых грядок, заросших, правда сплошь невысокими, но мясистыми стеблями сорняков.

Алеся дотронулась до калитки, одёрнула руку, решившись – толкнула дверцу и на негнущихся ногах вошла во двор.

– Алеська, – вдруг отчётливо услышала она. – Мы с Генкой купаться. Айда с нами!

И вроде бы две гибкие мальчишечьи тени промелькнули мимо её.

– Некогда мне, – прошептали её губы. – Нужно обед сготовить.

Ещё пара шагов.

Показалось или и в самом деле сидит на крыльце дядя Немой, щурится на яркое солнце, курит. Улыбается ей:

– Ну, здравствуй, хозяюшка.

Как же она любила, когда он так её называл…

А за спиной:

– Алеська, мы тебе ромашек нарвём…

Девушка улыбнулась, потом упала на колени и заплакала навзрыд, закрыв лицо ладонями…

А в это время на два десятка дворов восточнее, Баркас, Пыж и Бек смотрели на человека с чёрной кляксой вместо лица, лежавшего на ворохе тряпья. Человеку было погано. Из двух неровных дырок под холмиком носа вырывалось хриплое дыхание и с каждым выдохом подтекали кровавые дорожки.

Услышав приближающиеся шаги и:

– Гендос, это я, – от Семёна, страшилище приподняло голову на звук, потом снова откинулось на небольшое поленце, подложенное под затылок. И больше не двигалось. Только грудь в такт дыханию поднималась и опадала.

– Вот так, – сказал Семён, разводя руками. – Теперь видите?

– Жесть, – выдохнул Пыж.

– А если всё-таки на Янтарь? – спросил Бек у Баркаса.

Тот с сомнением покачал головой. Достал из кобуры на поясе «Стечкина», передёрнул затвор.

– Подожди, – попросил Семён. Он присел перед напарником на корточки. Губы его тряслись.

– Гендос, ты это… Ты прости…

Выстрел ударил по ушам. Голова Гендоса дёрнулась, ноги заскребли песок у костра.

Плечи Семёна опали.

– Отмучился, – сказал он после паузы.

– Аллах, упаси от такой участи, – пробормотал Бек.

– Гляньте! – вдруг вскрикнул Пыж, указывая пальцем на покойника. Чернота у того на лице пошла волнами, запузырилась, и вдруг стала как бы стекать вниз, к подбородку и на шею, открывая обглоданные кости черепа.

– Это чего? – Семён, отшатнулся, упал на задницу, стал отползать от мёртвого напарника, неловко дрыгая ногами.

Пыж согнулся пополам. Его вырвало.

Баркас снова навёл пистолет на голову Гендоса – щелчок! Осечка.

Чертыхаясь, Баркас, попятился и стал лихорадочно возиться с затвором. А чёрная слизь как-то странно закопошилась у основания шеи покойника. Рывок, другой, брызнула кровь. А из открывшегося отверстия то ли стон, то ли вой:

– Жрать! Суки! Жрать!

Труп, как был, лицом к небу, вдруг подскочил на руки, на ноги и так скоро засеменил в обход хаты, во дворе которой горел костёр, что никто ничего не успел сделать.

Перезарядивший пистолет Баркас бросился, было, следом, новый щелчок. Осечка. Опять! Он махнул рукой, вернулся к костру, сел, вытащил, рассматривая, обойму.

– Это чего? Это как? – пробормотал Семён, ощупывая лицо под повязкой. – Это что – и я… Что и у меня вот такое?

А из-за развалюхи, удаляясь:

– Суки! Жрать!..

Помолчали.

Семён потрогал повязку, потом отдёрнул руку, неловко кашлянул.

– Так это, – сказал он. – Сколько там я должен? А-то пора мне уже…

Он не договорил, почти умоляюще глядя на Баркаса.

А тот не спеша вернул обойму в пистолет, оттянул, взводя курок, затвор. Сказал:

– Нет у тебя ничего, чтобы мне было нужно. Так что, если у моих напарников к тебе вопросов нет, то и иди себе.

– Лязг! – вернулся затвор на место.

Семён вздрогнул от громкого звука, посмотрел на Бека, потом на Пыжа. Оба, по-очереди, пожали плечами. Свободен, мол.