Александр Седых - Сын ведьмы

— А оно тебе надо, Алексей? — положил руку на плечо казаку отец Онуфрий. — Ты же не душегуб, тебе, парень, милее солдатские жизни спасать, чем чужие головы рубать.

— Рубать я хорошо обучен, но… — Алексей опустил глаза, — смысла в этой войне не вижу. Лучше уж я людей спасать буду… Сколько смогу…

— Смысла в войне солдату искать не положено, — сурово отчитал полковой священник. — Царь батюшка за всех думает… Кстати, остался ещё один вопрос: что за бесовские книжки ты по ночам читаешь? Солдаты на исповеди сказывали: про диких нехрестей, которые кожу с головы врагов сдирают и сим подвигом бахвалятся.

— Так, то приключенческий роман про индейцев, — Алексей встал и принёс книгу. — Вот, официальное издание, в столичной типографии печаталось.

— Верно, цензурой одобрено, — почитал выходные данные книги поп. — Но, всё же, чтиво бульварное.

— Так не устав же нам солдатам на досуге читать?! — возмутился Берёзкин. — А газет свежих в роту не подвозят. Только в штабе новости и читают. Вот и смута по окопам идёт. Не понять, за что воюем, за что жизни кладём?

— Газету я вам в роту посылать лично буду, — пообещал полковой поп, ему — то экземпляр первому всегда приносили. — Но вы же бумагу сразу на самокрутки пустите.

— Знамо дело, пустим, — покрутил пальцами кончик усов унтер — офицер, — но сперва зачитаем всей роте. Алексей у нас теперь каждый вечер будет лекции проводить. И, коли вы батюшка, газетки не подвезёте, то будем бульварное чтиво слушать.

— Да вас уже от этой заразы не отучишь, как и от курева, — безнадёжно махнул рукой поп. — Главное, чтобы политическими книжками не баловали.

— Про индейцев интереснее, — радостно заверил Берёзкин. — Солдаты теперь вечера ждут, как кавалер барышню на свидание.

— А я вот так обеда жду, — рассмеявшись, похлопал по объёмному животу отец Онуфрий.

— Так это мы мигом организуем, — вскочил с лавки Берёзкин.

— У нас и с собой кое — что припасено, — улыбаясь, достал из медицинской сумки две бутылки Печкин. — Самогоночку я казаку проспорил, а коньячок, Роман Васильевич велел распить всей комиссией, чтобы санитара строго не судили— дюже уважает его наш доктор.

— Ну, раз так, то и мы уважим, — огладил ладонью бороду отец Онуфрий. — Берёзкин, дуй за снедью, да не скупись! А мы тут с Семёном обтекаемый отчёт состряпаем. Чтобы ни вашим, не нашим. Мол, факты, указанные в доносах, являются народным творчеством. А касательно одиночного разведывательного рейда по тылам противника, достоверных данных не обнаружено. Хотя Георгия казак не получит, зато и зла от штабных не огребёт.

— Не до жиру, быть бы живу, — ободряюще пихнул дружка локтем в бок Семён.

— Не за награды воюю, — кивнул Алексей, радуясь, что всё так обошлось. На будущее, он решил свои подвиги больше не афишировать. Осторожнее надо себя вести в обществе— это сыну ведьмы сто раз ещё крёстный отец говаривал. Жаль, юношеский гонор не всегда советам старших следует.

На столе за занавеской зашевелился раненый солдат. Алексей помог встать, накинуть гимнастёрку.

— Благодарствую, сынок, — поклонился санитару в пояс пожилой солдат. — Кабы в нашей роте такой чудодей объявился, мы бы кажный божий день на такого молились. Ведь боль, как рукой сняло, и в теле кровь бурлит, будто литр самогона проглотил, и ноги сами в пляс готовы пуститься.

— Лучше бы вам, отец, до блиндажа быстрее дотопать, — заботливо проводил его до дверей санитар. — Скоро чары шаманские развеются, боль вернётся. Она для выздоровления тоже полезна. Только мёртвое тело боли не чувствует, живое— страдать должно, тогда лучше бороться будет.

— Мудрые слова глаголишь, — ухватился за бутылку армянского коньяка священнослужитель и страждущим взором глянул, в поисках сосуда, на занавешенные полки. — Только вот, Алексей, про шаманские штучки лучше не упоминай. Печкин, выпроси у Роман Васильевича толстую книжку по медицине. Пусть санитар словам правильным подучится.

— Анестези — и — я, — подняв указательный палец, поведал научное название применённых полевым шаманом чар грамотный Печкин.

— Да я же согласный учиться, — открыто улыбнулся молодой паренёк. — Давайте мне книжек, умных да побольше.

В этот момент в дверь вошёл поручик Ширков и комбат Вольдшмидт.

— Книжек мы, на сей раз, с собой не прихватили, — развёл руками поручик, явив взору две бутылочки «беленькой», — но скучать уважаемой комиссии не дадим.

Все за столом встали, младшие по званию вытянулись в струнку.

— Рад приветствовать вас, отец Онуфрий, в наших краях, — подошёл ближе и поздоровался со священником за руку майор.

— И вам здравствовать, Николай Евгеньевич, — крепко пожал ему ладонь батюшка.

— С чем пожаловали к нам, отец Онуфрий?

— Ой, да пустое, — засмущался добродушный поп. — Всё суета мирская, зависть да наветы напрасные. Ужо я со всеми грешниками разобрался, правду от кривды отделил. Сейчас Сёма доклад пёрышком начеркает, и можно отдохнуть душой и… телом.

— Почитать сию реляцию дадите? А то подпоручик Щетинин там свой палаш о камни точит.

— Извините, Николай Евгеньевич, но мы до офицерской чести дел не имеем, — замахал руками председатель комиссии. — Нам поручено лишь про казачка вашего всё доподлинно разузнать.

— И каков результат?

— А ничегошеньки не найдено, — развёл руками поп. — Чист, как агнец божий. Никаких грехов нет, но и фактов подвигов не обнаружено.

— За старое поминать не будем, — нахмурился майор. — А за дела последних дней, разве награда не полагается?

— Ежели бы рядовой офицера спас, тогда да-а… — пожал плечами отец Онуфрий. — А простых солдатиков санитар может пачками спасать— награды не дождётся. И в уничтожении батареи его заслуги не видно.

— Ну, ладно— значит, сама взорвалась, — всё понимая, невесело усмехнулся майор.

— Щетинина не обидят, — положа руку на крест, заверил поп и подмигнул. — Про казачка забудут.

— Поручик Ширков, в другой раз, подвиги нашего казачка протоколом оформляйте с подписями свидетелей. А лучше, вообще, фотографируйте, иначе штабным клеркам не докажете.

— Алексей обещал, что больше не будет, — рассмеялся поручик. — Всем: вольно! Офицеры и священнослужители— за дальний стол, рядовые и унтера— за ближний.

— Семён, ты отчёт пока накорябай, а я с господами офицерами пока разговор начну… душевный, — прихватил с собой армянский коньячок отец Онуфрий.

Тут и запыхавшийся Берёзкин вбежал с двумя корзинами заготовленных вкусняшек. Одну разгрузил на офицерский стол, другую опрокинул за свой. Гранёные стаканы выкатились первыми.

Семён скосил глаз на мутное содержимое бутылки Печкина, достал из пухлой папки заранее исписанную бумагу, черкнул дополнительно пару строк и отправился за подписью к отцу Онуфрию. Тот бегло прочитал текст, макнул перо в подставленную писарем чернильницу и размашисто подписал бумагу. Затем протянул майору ознакомиться. Офицер прочитал, улыбнулся и, хлопнув сообразительного писаря по плечу, подал Семёну бутылку водочки.