Анатолий Матвиенко - Де Бюсси и инфанта

– Ваше императорское высочество! – начала она без приветствий и предисловий. – Нидерланды никогда не примут покровительство французской короны ни на каких условиях. Мы – испанская территория. Вторжение сюда вашей армии означает войну, какими бы намерениями вы ни прикрывались. Гонец уже послан в Мадрид. Ожидаю ответа отца с распоряжениями о вашей судьбе.

Герцог застонал в голос – ещё бы, дорога в один конец, вокруг Франции до побережья, потом по Средиземному морю до Барселоны и оттуда в Мадрид займёт недели, возможно, до месяца, столько же обратно! Неужели мы прописались в тюрьме до зимы?

Я поклонился и начал говорить, опередив Анжу.

– Ценю мудрость вашего королевского высочества и сдержанность в ответных действиях. Прошу только вашего позволения провести отведённое время в более сносных условиях, нежели городская тюрьма. Поверьте, от их похлёбки и от паразитов в камере у меня сыпь по всему телу.

Клянусь, в глазах принцессы цвета вечернего неба мелькнула нотка торжества, когда она глянула на герцога. Надеялся ночевать в покоях инфанты, но получил совсем иное ложе? Поделом! Мне досталась доля некоторого сожаления, что подданные не исполнили приказ о достойном содержании титулованной персоны.

– Ваше сиятельство, осознайте всю меру опасности держать герцога вне тюремных стен. У города – целая армия, мы фактически в осаде, – ответила она.

– Полностью разделяю ваши опасения. Но держать в вонючем крысятнике брата короля Франции совершенно неподобающе и не красит вас как правительницу страны. Предлагаю выйти из ситуации достойным, приемлемым для всех нас образом.

Наверняка у Исабель уже имелись заготовленные варианты, наверняка не один. Тем не менее она согласилась выслушать мой совет.

– Во-первых, герцог пишет приказ графу де Монсоро вернуть войска в Париж, я лично передам ему пакет. Во-вторых, мы с герцогом даём вам слово, что он добровольно и с осознанием ответственности соглашается не покидать Брюссель до прибытия указаний его величества. И, должен заметить, нужно приступить к отпеванию и похоронам погибших вчера французских солдат, как бы вы ни относились к их деяниям, ваше королевское высочество, они лишь исполняли приказ.

Франциска буквально перекосило от данных мной обещаний, в том числе – от его имени. Но нежелание возвращаться за решётку пересилило. Он кивнул.

– Справедливо, ваше сиятельство, – Исабель разговаривала с нами стоя, при этих словах шагнула ко мне, но тотчас отпрянула, будто угодила в крапиву. До её славного носика донёсся исходящий от меня аромат. – Будьте любезны, пока его высочество составляет приказ, умойтесь и смените платье, иначе за стенами Брюсселя не поверят, что вас содержат в достойных условиях.

Я тоже не верю. И кроме чистки пёрышек непременно нужно поесть, пока пупок от голода не приклеился к позвоночнику. К встрече с графом де Монсоро нужно приготовиться тщательно. Он – совсем не тот туповатый, хоть и коварный рогоносец, которого изобразил Александр Дюма. Фаворит короля умён и подозрителен. Надо бы хоть одним глазом глянуть на его жёнушку, из-за шашней с которой рискую погибнуть.

В надлежащее состояние мне удалось привести себя только часа через три – час ушёл на поиски моей свиты, благоразумно спрятавшейся на время скоротечной и не касающейся их войны. К инфанте я заявился вымытый, накрученный и напомаженный, хоть сразу в Лувр и на бал.

Она пребывала в том же облике воительницы, моё преображение прокомментировала с долей ехидцы:

– Первый раз вижу вас, маркиз, в маскараде придворного.

– Мне идёт?

– Признаюсь, не очень. Вот конверт. Надеюсь, де Монсоро опознает почерк герцога.

– Конечно. Но всё равно задаст массу вопросов, на некоторые трудно будет ответить. Возможно, приведу с собой дюжину дворян, чтобы убедились – его королевское высочество в полном порядке. Кстати, покормите Франциска и дайте побольше вина. Так он смотрится естественнее.

Исабель заулыбалась.

– Вы укрепили моё представление о привычном времяпровождении Валуа.

– Надеюсь, когда наша армия вернётся во Францию, у меня будет время рассказать вам полезное и занимательное о парижских нравах и не только.

Она снова приблизилась, на этот раз без отвращения к тюремному амбре. Эта её манера – подходить вплотную, наплевав на обычаи и деликатность личного пространства, когда синие глаза, столь неожиданные для рыжеволосой женщины, с тяжёлым, но не отталкивающим взглядом оказывались слишком близко, меня немного шокировала… и пленяла.

– Ох, маркиз! Вы не представляете, насколько хочется женщине иметь рядом с собой настоящего, смелого мужчину, готового даже вассальные клятвы нарушить… Я не могу такого позволить. Где-то рядом шатается мой супруг, таская за собой многотысячную паству. Вместо того, чтобы броситься на помощь брюссельскому гарнизону, они возносят молитвы, совершенно забывая, что Божьим ответом, как чаще всего бывает, последует посмертное воздаяние за грехи и благодетель. В мирские дела Господь вмешивается неочевидно… Вы пришли. Вы стремитесь помочь. Я ценю. Вижу, что вы молоды душой, хоть тело постарело и поседело. Но я – замужем! Всё моё влияние, вся моя власть в Нидерландах зиждется на легенде о непорочной супруге святого проповедника. С этим ничего не поделать. Поэтому прошу вас покинуть Брюссель, когда французы уйдут. Основывайте вест-индские компании, покоряйте Клермонию. Буду следить за вашими успехами, но издали, – она тихонько притронулась к моей руке, сжимавший конверт с капитуляцией герцога. – Ступайте же!

Нарушая все и всяческие нормы этикета, я рухнул на колено и поцеловал её руку, не только пальцы, но и запястье, после чего опрометью выскочил из кабинета, потому что если бы задержался хоть на миг – сгрёб бы инфанту в объятия, совершенно уверенный, что она бы не противилась.

Моя вторая тюремная эпопея закончилась быстро и признанием в… Скажем так – признанием в расположении. Но я снова отвергнут. Изгнан. Нет в жизни совершенства!

Сэр Энтони Дженкинсон отмечал день рождения. Ему исполнилось пятьдесят. По случаю юбилея штаб-квартира Английской Московской компании в Лондоне, в обычные дни чопорно-аскетичная, разукрасилась а-ля рюсс. Мне с огромным трудом удавалось сдерживать рёгот при виде британских вельмож, обряженных в стрелецкие кафтаны и высокие шапки. Вполне себе лондонского вида дворецкий держал на цепи живого медвежонка. В общем, не хватало только «балалайка-Горбачёв-перестройка».

За праздничным ужином герцог Нортумберлендский зачитал юбиляру поздравление королевы Елизаветы, вогнав того в состояние, близкое к абсолютному счастью. Я смотрел на худющее лицо Дженкинсона, светящееся от восторга, и размышлял, удастся ли мне к пятидесятилетию прийти вот так – в зените славы, сделав для своей страны что-то значительное, всеми ценимое… Полувековой рубеж в прошлой жизни преодолел тихо, мои коллеги «атташе по культуре» стараются не привлекать внимания. Родные поздравили, конечно, но только не дочь. Ни в тот день, ни много лет до этого. Она погибла в Белграде под НАТОвскими бомбами в 1999 году, это я не забуду ни в каком измерении, куда бы меня ни забросила чья-то воля.