Михаил Хрисанфов - Лерка, Лера, Лерочка [СИ]

— Опять меня перехваливают, умру от зазнайства. — Проворчала Лера братьям.

— Нечего стесняться, тут все свои. — Вставил Сергей. — А то водила нас с мамой сколько лет за нос, кто, да что, да кем работаешь. Одна твоя подруга Женечка, сколько нам нервов испортила, на весь Псков орала, что не сегодня так завтра тебя посадит, меня Галка чуть в Питер разбираться не отправила. А ты, оказывается, как ее в грош не ставила, так и не ставишь, сама можешь мизинцем шевельнуть, и от этой Женечки пух и перья полетят. А мы тут с мамой переживали, думали, как тебе помочь.

— Вы бы лучше за отцом приглядывали, а я сама справлюсь.

— Справишься, как же, а что с Борисом случилось? — Спросил Сергей.

— Девушку решил от бандитов защитить, а у бандитов пистолет оказался, вот и вся история. — Грустно ответила Лера.

Встала, вышла из дома, забралась за сарай, подальше от глаз и заплакала. Зачем он ей напомнил. Все один к одному и отец и Борис. Тяжело так. Ее нашла мама.

— Доченька, мне тоже нелегко. Почитай больше тридцати лет с батькой прожили, а теперь одна осталась.

— Мам, приезжай ко мне, у меня Бориска один, без присмотра.

— Ну, это ты не загибай, родители Бориса в нем души не чают, всю любовь, что для Бориса и для тебя, Бориске отдают, а я уж здесь, с Сережкиными внучками побуду, да и к отцу поближе. Ты еще молодая, может, кто и сыщется.

— Мам, я Бориса люблю, и верна ему буду, не говори ерунды. Да и кому баба с чужим ребенком нужна, да еще командировки по году, а то, и по два.

— Это ты зря, у тебя все впереди, память о Борисе с тобой всегда будет, это Бориска, но ему отец нужен, как не крути, пацан, тут без мужской руки не обойдешься.

— Мам, не ерунди.

— Время покажет, дочка, а сейчас пойдем за стол, люди ждут.

— Пойдем, мамуль.

Санька не пил и тоже все понял.

— Зачем ты ей про Бориса напомнил, тоже мне, мент, знаток человеческих душ.

— Ладно, Санек, согласен, глупость ляпнул, пойдем исправлять.

Они вдвоем вместе вышли во двор, но увидев маму и Леру вместе, решили подождать, когда мать с дочерью разговор закончат, для сыновей главный отец, а для дочери, мама. Когда Лера с мамой выходили из-за сарая, у угла уже стояли братья

— Лер, прости, не подумавши, ляпнул. — Извинился Сергей и обнял ее, с другой стороны присоединился Саша.

Мама посмотрела на них и сказала

— Детки вы мои детки. Вы, это самое главное богатство на свете и самое большое счастье, другого родителям и не надо. Главное, чтобы дети выросли достойными людьми и были счастливы.

И обняла всех троих, на сколько рук хватило. Они так постояли недолго, и пошли за стол, надо и гостей уважать, они тоже не просто так собрались. Снова говорили хорошие речи об отце, и взрослым детишкам тоже было чем гордиться.

Старый друг, второй пилот самолета в том, роковом для отца полете, рассказал об его мужестве и героизме, какую беду они тогда отвели от маленького псковского городка, шли на боевые стрельбы, с полным боезапасом, пусть и не атомные бомбы, но для городка хватило бы с лихвой. Свою жизнь спасти ничего не стоило, просто нажать кнопочку катапульты, а людей спасти, несколько минут управляемого падения, их пережить надо и забыть о том, что тебя уже больше никогда не будет. Только чудо их спасло, но сердце Николая не выдержало, дало сбой и спустя много лет, после того полета, остановилось совсем. Эта расплата за тот подвиг, за спасение других людей, но русские люди по-другому не могут и никогда не сделают. Низкий поклон Николаю, спасибо от всех спасенных, пусть они даже и не подозревают, какую беду от них отвел обычный русский солдат.

Лерка снова уткнулась в плечо Сергея, плакала беззвучно, все они солдаты, каждый на своем посту, живут, страну и народ защищают, и погибают, кто от пули, а кто от болезни, которая достает спустя годы, после подвига. У каждого свой час, только цель одна, страна и люди, простые мирные люди, которые доверили им оружие и боевую технику, вырастили их и научили. Люди, которые хотят нормально жить, трудиться, детей растить и не думать о разных бандитах, преступниках и террористах. Если надо будет, и они пойдут страну защищать, как было в сорок первом, но нужно, ох как нужно, чтобы больше не было сорок первого. Что бы и оружия было много нужного и хорошего, и командиры толковые были, и информация о врагах была и дома порядок. Она снова мысленно, про себя повторила клятву данную Александру, совсем недавно Борису, дяде Саше, а теперь отцу, защищать Родину, пока руки держат оружие, и быть достойной их памяти, никогда не опозорить свое имя и честь офицера российской армии.

Неделя дома пролетела быстро, помогала маме по хозяйству, вечером братья ее тащили гулять, Сережка с Галей под ручку, а Лера с Санькой. Мама ее снова переодела, все говорила, успеешь еще солдатом побыть, но толку все равно было мало. Лере никто не нужен был, по крайней мере, сейчас. Как тяжело привыкать к мысли, что рядом больше нет твоего любимого человека, твоей второй половинки жизни.

Обратно в Питер ехали с Санькой, вдвоем. Он все восхищался Лерой

— Ну, Валерия, ты даешь, и подполковник, и Герой России.

В Питере Санек заехал к ней и познакомился с Лериным свекром, свекровью и Бориской. На свадьбе то его не было.

На следующий день она вызвала машину из отряда, и, проводив Санька до аэродрома, поехала в отряд, продолжать подготовку к предстоящей операции и готовить дежурную группу для работы на Кавказе по результатам разведданных, полученных от ребят, работавших далеко от границ своей страны.

Конец черной полосе в жизни Леры, как ни странно положил Генрих Эдуардович, явившись к начальнику ГРУ с деловым предложением. Выбрал он для этого очень удачный момент. Его разведка тоже работала неплохо, не зря Генрих Эдуардович долго работал в службе обеспечения армии, везде были свои люди, и он их услугами активно пользовался. А тут на благое дело, грех не воспользоваться. Пришел вовремя, тогда, когда у начальника ГРУ был начальник Западного управления.

— Господа офицеры, я конечно виноват перед вами за свинью в виде племянничка, и прошу меня извинить, знал, что свинья, но не думал, что настолько. В качестве извинения у меня есть ряд деловых предложений.

— Выкладывай, Генрих Эдуардович, слушаем Вас.

Генрих Эдуардович долго думал, как замять скандал с племянником. Очень некрасиво получилось с визитом министра, особенно с показом хозяйства племянника и последующим поединком. Зная о не дюжей физической силе своего протеже не понаслышке, а убеждаясь, каждый раз, при встрече, то на даче, то на охоте, у Генриха Эдуардовича и в мыслях не было, что племянничек может проиграть бой какой-то девчонке. Думал, покрутит ее, повертит, даст пару раз по морде, дура и успокоится, а тут такой конфуз, проигрыш по очкам, нокаут и на болевом приеме. Ладно, один раз, а тут три раза за один бой и еще дважды после остановки боя, как говорится при неспортивном поведении. Эта девчонка, в общем-то, его еще дважды уложила, при этом последний раз уже надолго. После этого поединка Генриху Эдуардовичу было не просто стыдно, а хорошенько досталось от министра и не только в машине. Приехав в Москву, министр собрал по всему министерству писульки племянника, особенно про Соколову и получилась картина маслом. Министр орал на него и всеми этими писульками тыкал в нос, и не в переносном смысле, а в прямом, причем предупредил, еще одна писулька и он полетит вместе с племянником к чертовой матери коров пасти за полярный круг. Вывод был прост, племянника куда хочешь, но подальше с глаз, скандал с начальниками ГРУ замять любой ценой, если вопрос всплывет у президента, то и министру за такое покровительство мало не будет. А вопрос может всплыть, эти начальники говорили насчет врага в их ведомстве и связывали его появление с Каштановым. Если факты подтвердятся, тогда будет налицо покровительство врагу со стороны именно Генриха, и тут уже не миновать уголовной статьи, покушения на Соколову реальные, и выполнены именно при содействии Каштанова и поддержке Генриха. Поэтому Генрих Эдуардович и стремился восстановить отношения любой ценой, знал бы, где упадешь, сенца бы подстелил, а тут он чувствовал, падает и уже надо не сенца, а сена, и очень много. Взятки эти придурки не берут, значит надо им подсунуть то, что на пользу их дела, и Соколову не забыть. Своих тоже не забыть, мужичка хорошего пристроить.