Михаил Хрисанфов - Лерка, Лера, Лерочка [СИ]

— Зря вы отпустили его. — Старый Лис нарушил воцарившееся молчание.

— Почему?

— Без ареста, это дело выглядело глупым, но безобидным пасквилем, сшитым белыми нитками и прибитым гвоздями, арест в корне меняет дело, это похоже на заказ, кто-то решил миллион заработать, нужно срочно в СИЗО брать ее под охрану, там убрать могут в любой момент. Охрана должна быть наша, остальным пока веры нет.

— Просто выпустили и все. — Высказался президент.

— Просто не получиться, есть решение суда, оно полностью беззаконно, но освобождать нужно по закону. Решение суда нужно отменить, но на это уйдет время, и дело продолжить, только уже против инициаторов и исполнителей. Господа офицеры, базар прекратить, время дорого, дорога каждая секунда, слушайте команду,

И бывший начальник генерального штаба начал отдавать приказы, как будто и не уходил с должности, но все отвечали есть, и шли исполнять

— Министру внутренних дел, обеспечить перевод ее в отдельную камеру, обеспечить доступ в СИЗО спецназа ГРУ, созвониться с ГУИНОМ и еще с кем нужно и решить вопрос, срок исполнения десять минут. Об исполнении доложить.

— Начальнику Управления ГРУ Западного округа, дежурную группу управления в СИЗО. Чужих близко не подпускать, обеспечить питание из воинской части. Отдельному отряду западного округа, обеспечить контроль вокруг СИЗО и внутри СИЗО. Срок исполнения первого пункта, сорок минут, второго, три часа, питание по доставке, других продуктов и посторонних не допускать. Докладывать по готовности.

— Извините, господин президент, вам тоже немножко, мы теперь без генерального прокурора остались, нужна ваша команда военному прокурору, обеспечить решение суда об освобождении Соколовой необходимыми документами, срок три дня, не более, и расследование фальсификации дела по ситуации.

Президент снял трубку, попросил соединить его с военным прокурором и повторил ему слова Старого Лиса, предложив срочно переговорить для ускорения вопроса с генералами, присутствующими у него на совещании.

— Я Вас правильно понял, через три дня Соколова будет здесь. — Президент обратился к старому Лису.

— Если сегодня успеем заблокировать возможность ее ликвидации, тогда через четыре, если нет, уже никогда.

— Действуйте, мне докладывать каждые два часа. — Поддержал инициативу президент.

— Есть.

Вике совсем перестало вести. Пока ехала в аэропорт, Питер закрыли, там снова не было погоды. Пришлось возвращаться и ждать поезда. На только что ушедший, уже опоздала. На подъезде к Питеру зазвонил телефон, звонил вор в законе

— Что же ты Викуся, решила меня в темную использовать, а сама миллион баксов срубить.

— Какой миллион, откуда?

— Террористы за смерть этой мадам, миллион платят. Тебе миллион, а мне крышка от гроба.

— Откуда я знаю, что кому, ты дело сделал или нет.

— Нет, и не буду, я не псих.

— Дело то плевое, первый раз что ли.

— Может и не первый, но не буду, убивать офицера этой конторы сидящего в СИЗО по сфабрикованному делу, это не по понятиям, если бы на деле, тогда все уважают, а там, самому стыдно. И потом, ребята оттуда, по головам пройдут и тебя и меня достанут, они не полиция и даже не ФСБ, дорогу к нам телами завалят, а нас найдут и на куски порежут. Рано или поздно, все равно найдут. И еще, я хоть и вор, но я российский вор, мне с террористами не по пути, и них свой путь, зла и ненависти, у меня свой, народ нас уважает, даже твои друзья прокуроры, теперь, правда бывшие.

— И что теперь делать?

— Ты, Викуся, не в те сани влезла, там и запрягают быстро и носятся на скоростях, ты вывалилась, и папашу за собой утянула. Можешь его поздравить, он уже не Генеральный прокурор.

— Так, что, ты мне не поможешь?

— Почему же, теперь ты наша, уже помог. В прокуратуру не ходи, даже нос не суй, арестуют, я тебе документики приготовил, и билет заказал в сторону Турции, деньжат туда сбросил, не шикуй и до моего приезда хватит. Если согласна моей турчанкой быть, поезжай и про жизнь в России, забудь. Промедлишь, лет через десять выпустят, мне будешь уже не нужна.

Он назвал адрес, где взять документы и как получить билет. Она записала, но решила повременить. Оставались еще двое, неужели и тут облом. Уже на подходе к прокуратуре, снова раздался звонок. Звонил отец

— Что же ты дочка меня так подставила, я же просил, проверить, а не липу собирать, ерунду за факты подсунула, хотя бы сразу предупредила, теперь я уже не генеральный прокурор, и этот позор на твоей совести, я же тебе верил, ты же моя дочь, кому верить, если не тебе. Ладно, прощай, не поминай лихом.

Это был последний звонок отца, спасший ее от ареста. Пока она с ним разговаривала, увидела, как к зданию прокуратуры подъехала машина и из нее вышли четыре офицера в военной форме, это подключались к делу военные прокуроры. Развернулась, и пошла по адресу, предложенному вором в законе.

Когда подъезжала к аэропорту, уже с чужими документами, снова зазвонил мобильник, высветился номер отца, но в трубке услышала голос его второй жены

— Вика, что же ты наделала, папы больше нет, он застрелился, если ты в Москве, зайди проститься, тело еще в морг не увезли, послушай записку, последнюю

— Прошу винить меня одного, виноват только я, доверил дочери серьезное дело, видно оно оказалось ей не по плечу, не подумал, пусть меня простят все, кто может. Еще раз прошу меня извинить, и в первую очередь, генерала Соколову, перед ней я виноват больше всех. Прошу прощения и у дочки моей, Викочки, извини, что не был рядом и не смог воспитать тебя как надо, постарайся остаться человеком, прими наказание, как долг перед Родиной. Свое я выбрал сам. Прощай.

Пограничный и таможенный контроль она еще держалась, понимала, нельзя привлекать внимание, но когда самолет пошел на взлет, уже не выдержала, слезы вырвались наружу и она, закрыв лицо руками, сидела и плакала. Выполнять последний наказ отца было страшно и совсем не нужно, ее ждали теплые берега Турции и сносная жизнь местной проститутки, все лучше, чем лагерный барак. Так думала Вика, покидая родную страну, подарившую ей жизнь, давшую образование, положение и неплохое будущее, которое она погубила сама, поддавшись своему капризу. О долге перед Родиной и чести офицера она даже не вспомнила.

Леру снова перевели в общую камеру, в ту же самую. Она взяла свои вещи с койки у дверей и ни слова не говоря прошла с ними к койке в дальнем углу, скинула на пол чужие и положила свои. Женщина, которая первая напала на нее, также молча, подошла, взглянула на Леру злыми глазами, собрала с пола свои пожитки и понесла их на бывшую Лерину койку. Вернулась обратно

— Народ говорит, ты генерал, в спецназе военной разведки служишь.