Михаил Хрисанфов - Лерка, Лера, Лерочка [СИ]

Лере этого было достаточно, все равно, если ничего не делать, убьют. Она встала, и обеими руками резко повернула его голову. Позвонки хрустнули, он даже вякнуть не успел. Лег и не встал, только падая, шумнул немного. Этого было достаточно, чтобы кто-то стал его окликать. Она вытащила у часового нож и выскочила за дверь. Дверь открывалась наружу. Она за ней и спряталась. Этот кто-то вошел в открытый проем двери и остановился, увидев мертвое тело своего напарника. Лера вышла из-за двери и вонзила ему нож в спину, прямо в сердце. Он вскрикнул. Лера снова за дверь. Увидела, к проему бежит мужчина с автоматом. Лера из-за двери метнула нож и попала в горло. Не зря ее в училище, очень долго учили точно метать ножи. Мужчина пролетел по инерции несколько метров, хватаясь за горло и начал валиться перед Лерой. Она спокойно вынула из его рук автомат и вытащила из горла нож. Господи, сколько же их там. По ее подсчетам она видела человек пятнадцать. Когда ее тащили в дом, были машины, теперь их не было, значит, сколько-то уехали. Но без шума уйти уже не получится. Она сунула нож за пояс сзади и передернула затвор, благо автомат свой, родной, может китайского производства, но все равно свой, до боли знакомый. Она вышла во двор и встала за стеной. К входу в подвал бежало человек пять. Когда они подбежали всей гурьбой к подвалу, и стали заглядывать внутрь она дала очередь на уровне груди. Трое упали сразу. Двое попятились в подвал и свалились от страха внутрь. Она подскочила к двери, закрыла ее на засов и пошла вперед. Оставалось еще как минимум двое. Они встали за дверьми, и открыли бешеный огонь по Лере. Сзади из подвала стреляла пара, закрытая Лерой на засов, пытаясь разбить или дверь или снести засов. Лера отстреливалась, одиночными. Патроны кончались. Путь на улицу был отрезан. Такая перестрелка продолжалась минут десять. Они очередь, Лера один выстрел. Мол, жива, и не лезьте. В конце концов, автомат сухо щелкнул, патроны кончились. Ну, вот и все, мелькнуло в голове. Это поняли и те, что закрывали проход к воротам и нагло улыбаясь, вышли из укрытия и стали приближаться к Лере. Она встала, бросила пустой автомат и тут заметила их ошибку. Они шли к ней, держа автоматы не в боевом положении, а абы как, одной рукой, думая, девчонку мы и так сделаем. Когда к ней первый приблизился почти на расстоянии руки, она метнула нож в того, кто был сзади, из-под первого. Нож попал в грудь. Первый на мгновение растерялся, и этого хватило, что бы ногой выбить у него автомат который он держал одной рукой. Автомат поднимать было уже некогда, и он выхватил нож. Попытался нанести удар снизу, она скрестила руки, перехватила его ладонь, вывернула ее, разворачивая его к себе боком, дважды нанесла удар ногой в сплетение. Он начал заваливаться вперед и она, уходя на шпагат, подвернула его руку с ножом под него, нож оказался между полом и его телом, тело своим весом насадилось на нож. Тут двоим, закрытым в подвале, наконец- то удалось из него выбраться. Но, в этуже минуту, распахнулись двери на улицу и в дом ворвались полицейские, и попали под очереди двоих из подвала. Трое полицейских сразу были убиты. Остальные, ворвавшись в дом, либо залегли, либо спрятались кто куда. Лера оказалась зажата с двух сторон. Лежала как мышонок и не двигалась. Перестрелка шла через нее. В конце концов, полицейским это надоело, и один из них бросил в сторону боевиков гранату и те перестали стрелять. Выждав немного, полицейские пробежали к боевикам, похоже, граната накрыла обоих. Возвращаясь обратно, они увидели Леру. Вступать в конфликт, с представителями власти, разведчикам было запрещено. Они подняли ее. Надели наручники, посадили в машину. Привезли в участок и посадили в камеру.

Сутки ее продержали в камере одну. Не кормили и не давали пить. На следующий день, ее вывели в какой-то кабинет. Там сидел, очевидно, следователь. Он сразу, на ломанном английском заявил, что ее задержали с бандой наркоторговцев, убивших полицейских, как сообщницу. И поэтому ее страна, подданной которой она является, наотрез отказывается предоставлять ей юридическую помощь, переводчика и дипломатическую защиту. Если у нее есть деньги на адвоката, она может предоставить номер счета, выписать чек, и по получении денег ей предоставят адвоката. При отсутствии денег, адвокат будет чисто номинальный, и, в общем, ничего делать не будет. Ни номера счета, ни денег у нее естественно не было.

Она попыталась объяснить, что ее похитили и хотели изнасиловать, но никто ее слушать не стал. Удостоверившись в отсутствии денег, следователь спросил, не желает ли она сделать какие дополнительные заявления. Говорить о том, что она русская, что там стоит машина с видеокамерами, она не могла. Он позвал охранников, те ее грубо схватили, несколько раз ударили резиновой дубинкой и затолкали обратно в камеру. Через неделю ее перевели в общую камеру. Еще через три дня сообщили, на рукоятках ножа и на автомате нашли ее отпечатки пальцев. Она снова попыталась объяснить, что ее похитили, пытались изнасиловать, и когда она умаляла бандитов о пощаде, она дотрагивалась до ножей и автоматов, которыми бандиты были обвешаны, это всем было не интересно. Еще через две недели состоялся суд, где ее также никто не слушал. Ее обвинили в пособничестве торговли наркотиками и убийстве сообщников при дележе доходов. Ей дали пожизненное заключение и то потому, что она женщина и иностранка. Если бы был мужчина, то получил бы смертную казнь.

После суда ее перевели в тюрьму для иностранцев. В камере было еще три женщины. Две из соседних государств, осужденных за контрабанду товаров, не положенных по шариату, и одна полька, осужденная за контрабанду наркотиков. Полька взяла над ней шефство. Их одинаково плохой английский позволял им общаться. Были в тюрьме и русские женщины. В основном осужденные либо за контрабанду, либо за проституцию. С ними общаться она не могла. Можно выдать себя. Англичанок в этой тюрьме, слава богу, не было. Первый день пребывания на новом месте дал кусочек свободного времени и ее начали посещать плохие мысли. Где же наши. До суда была надежда, но сейчас она рухнула. Бросили. Но этого не может быть. Значит, сейчас не могут. Надо ждать. Всю ночь она промучилась, не могла уснуть. Мыслей хоть отбавляй, а выхода нет. К утру, Лера поняла, если ничем не заниматься, она сойдет с ума, а этого не хотелось. Молодая еще, вся жизнь впереди. Утром открыли камеры и отправили на работу. Работа была не пыльная и не тяжелая. При тюрьме была прачечная и гладильня, которую обслуживали заключенные. Загрузил белье в машины и жди, когда она постирает и отожмет. Вынул, повесил сушиться. Высохло в гладильню. Очень часто белья на весь рабочий день не хватало, и женщинам разрешали гулять в небольшом тюремном дворе, огороженном колючей проволокой, запретной зоной и высоким каменным забором, где постоянно были часовые. Камеры закрывали только на ночь, после вечерней проверки. Убежать шансов не было. Слишком хорошо продумана система охраны и пропуска в тюрьму. В тюрьме также было некое подобие спортзала с простейшими тренажерами. Ни телевизора, ни радио для заключенных не было. Лера вспомнила наставления старого учителя, лучшее средство от душевного расстройства, это тяжелая физическая нагрузка. Да и тело начинало уже ныть и болеть от долгого бездействия. Она начала заниматься, вспоминая все пройденное за предыдущие двадцать лет своих тренировок. Женщины ее не доставали. Только русские несколько раз наезжали, но она делала вид, что их не понимает, объяснения через польку создавали смешную муть. Попытки силового воздействия на нее соплеменниц окончились. Редкий мужчина мог с ней справиться, а женщины и мечтать об этом не могли. Два движения одним пальцем, и две девчонки из русских, сильно согнувшись, отвалили. Больше к ней никто не приставал. Да и незачем было. Денег у нее не было. Передачи никто не передавал, на свидание никто не приходил. Взять у нее было нечего.