Ярослав Гжендович - Гелий-3

Когда он снова вышел, в руках у него было несколько длинных скрученных полос металла.

— Осколки ракетной гранаты. Кабина была разгерметизирована, так что особых разрушений граната не причинила, но, если бы комбайном управлял человек, было бы намного хуже.

— Почему? — спросил Норберт, снимая осколки крупным планом.

— Потому что без воздуха нет ни ударной волны, ни скачка давления. Есть лишь энергия заряда и осколков, а она относительно невелика. Только покорежило аппаратуру. И теперь мы знаем, что наш маленький приятель в кузове был запрограммирован на то, чтобы убивать.

— Мы сумеем отбуксировать комбайн?

— Со всем этим шлаком внутри — нет. Пришлем на другом комбайне яйцеголовых с запчастями. Либо они его починят, и он сам вернется, либо притащат на буксире. Как «Возмездие»?

— Так, слегка оцарапал. Слабоват слишком.

Они возвращались на базу. Норберт чувствовал себя так, словно разгрузил вилами вагон с песком, сидя опершись шлемом об иллюминатор и тупо глядя в пустоту.

И тут он увидел его — худой черный силуэт «конькобежца», который стоял на равнине среди скал, отбрасывая тень и повернув к ним белое пятно вместо лица, метрах в двухстах в стороне.

— Там человек!

— Что?!

— Я видел человека! Там! В черном комбинезоне!

— Где?

Норберт представил себе циферблат часов.

— На два тридцать!

— Ладно, — сказал Тайгер. — Проверим. Султан, слышал? Два тридцать.

Тот захохотал.

— Где-то тут, между теми скалами…

Норберту явно не верили, но все равно осторожно двинулись вокруг, бредя в пыли и держа автоматы наготове. Башенка «Возмездия» водила дулом вдоль горизонта.

— Ничего… — и тут у него перехватило дух. — Следы!

Действительно, среди камней тянулась цепочка следов, которые мог бы оставить некто в идеально гладких ботинках с симметричными овальными подошвами. Невозможно было даже понять, где перед, а где зад. Следы не были размазаны, вокруг них не виднелось разбросанной пыли — будто их оттиснули штемпелем.

Кролик прошелся в одну сторону, потом в другую, подняв оружие.

— Это не следы, — заявил он.

— Сам же видишь.

— Я вижу какие-то ямки в реголите на протяжении пяти метров. Что, этот твой кореш свалился с неба, немного прошелся, а потом упорхнул? Это Луна, здесь ничто не затирает следов. Вот, взгляни на наши.

В мягкой, словно тальк, пыли в самом деле был виден идеально оттиснутый отпечаток протектора и даже насечки по краю подошвы. Со стороны носка, где движение ноги разрушило рисунок, картинка была неровной и искаженной.

— Что-то тебе, парень, привиделось. Тут не на что смотреть, и мозг ищет какие-нибудь осмысленные образы. Хватит любой тени.

Всю обратную дорогу Норберт смотрел в иллюминатор, но ничего особенного так и не увидел.

Собственно, он не увидел вообще ничего.

На базе их хлопали по спине и приветствовали так, будто им довелось пройти через невесть какое сражение. Дошло даже до того, что Николета обняла Норберта, а потом погладила по обеим щекам. Он едва не лишился чувств, краем глаза успев заметить хохочущих контрактников и Фосу, которая открыла рот и сделала вид, будто сует туда два пальца.

Автодрон разобрали на мельчайшие части, но это ничем не помогло. Внутри оказались типовые детали, которые кто угодно мог купить где угодно и собрать когда угодно. Никто случайно не уронил внутрь устройства балалайку или печенье с предсказанием, никто не использовал в качестве уплотнителя бумагу из-под кебаба.

Программное обеспечение выжег до последнего бита миниатюрный электромагнитный разряд, сработавший в последний момент.

Поврежденный комбайн запустить не удалось, и пока что его оставили на месте, а остальные постоянно охранял вооруженный луноход. Границы охраняемой территории обозначили так, чтобы луноход с полной нагрузкой мог доехать туда и вернуться без зарядки батарей, а затем расставили по ее краю радарные датчики. Патрули выезжали ежедневно.

Разгневанный радист с базы «Ильмука», которого ласково прозвали «диджей Момо», хранил полное молчание, и так и не удалось выяснить, то ли он разочаровался после потери автодрона, то ли ему наскучило без толку пугать насмехающихся над ним людей, или же, как утверждал Маркер, «у него от избытка чувств лопнула гребаная жилка в мозгу, и он откинул копыта».

Потом наступил лунный полдень, и в течение недели пришлось оставаться под защитой толстых потолков базы от опасной температуры и излучения на поверхности.

— Сейчас никто никакой номер больше не выкинет, пусть хоть обделается от злости. Иначе они просто поджарятся по дороге. А потом, когда наступит ночь, — тоже нет, поскольку им негде будет зарядить батареи по пути, и они попросту умрут. Целый месяц будет минус сто пятьдесят градусов и кромешная тьма. Ничего не останется, кроме как сидеть дома и греться у реактора, — объяснял Тайгер.

Вернулся «Сомвар», сбросив контейнеры с припасами и Моро, пребывавшим во вполне приличном состоянии. Он рассказал, что Гельмут все еще в коме, а Птакера отправили в какую-то клинику, и неизвестно, что с ним.

Все началось, едва миновал лунный полдень.

Сперва подал голос мини-радар у кратера Шакорнак, а потом, когда три лунохода были уже в пути, еще один — возле короны кратера Посидоний. Они сообщали о двух массивных объектах, а камеры показали нечеткое изображение луноходов, которые были меньше их собственных. Никаких обозначений не было видно — лишь два овальных жука, ползущих у подножия покрытой бороздами короны кратера.

Их луноходы ехали по другую сторону почти идеально круглого кратера, прячась за изгибом склона, словно устроив гонки вокруг башни. В одном месте склон спускался на равнину Моря Ясности, будто язык из скал и возвышенностей, где они и затаились, найдя укрытие среди камней.

Норберт снова сидел в «Возмездии» вместе с группой «Альфа», с десантом, усиленным за счет Доцента и Зеро. Он снимал их, но лица за закрытыми забралами были нечеткими, затуманенными отблесками и лишенными выражения. Они методично проверяли магазины и включали электронику оружия, но без треска металла и пластика или писка заряжающихся суперконденсаторов в этом тоже не было ничего драматического. В разгерметизированном десантном отсеке звука не существовало. Связь работала, но никто не разговаривал — Тайгер распорядился соблюдать радиомолчание. Норберт слышал лишь отдающееся эхом в шлеме собственное дыхание, а также был убежден, что до него доносится стук его сердца.

Он взглянул в иллюминаторы. «Барон Шайба» и «Дикое мясо» притаились среди скал, и их тоже не было видно.

Встав у люка, Тайгер выставил руку в перчатке и показал раскрытую ладонь. Наемники приторочили оружие, один за другим отсоединяя шланги дыхательной системы от своих ранцев.