Анатолий Подшивалов - Господин изобретатель [≈ Господин Изобретатель. Часть I (СИ) + 1-я глава книги Господин Изобретатель. Часть II (СИ)] [litres]

– Не знаю, Сашка. Делай, как знаешь, с привилегией тебе помогу, но сам выделывать бесовскую потеху не стану!

– Дед, ты у меня мудрый человек, и я тебе благодарен! Я сам пока никому ничего не скажу, мне надо только, чтобы враги не сделали новых снарядов, да и чтобы ничего нашим бомбистам в их шаловливые ручонки не попало. Если уж до войны дело дойдет – царю отдам привилегию. А грех я лекарством отработаю, что жизни спасет, мы над ним продолжаем работать.

Потом было изготовление краски, для чего Генрих нанял двух помощников, потом поездка в Купавну. Люди все быстро поняли, на пробу покрасили несколько аршин ткани, краской остались довольны. Я получил от деда оставшиеся две тысячи, со всеми рассчитался.

Вот с новыми красителями ничего пока не получалось. Генрих нанял еще химика, который несколько лет работал в Германии с красителями, на него была вся надежда. На тринитротолуол мы подали заявку через поверенного деда с очень расплывчатой целью, но с точной формулой, исключающей производство точно такого соединения. По моему опыту работы с авторскими свидетельствами времен СССР, где их полагалось выдавать на-гора в плановом порядке, независимо от творческого вдохновения или производственной необходимости (вот так и писали в личном плане – подать две заявки на изобретение), надо описать прототипы, навести тень на плетень, а затем сделать так, чтобы супостат ничего в этом направлении сделать не мог, не нарушив патент, они, впрочем, платили той же монетой – воспроизвести технологию по патенту невозможно, даже если знаешь состав. Вот где-то так мы с Генрихом и составили заявку, причем для Германии он написал ее тяжеловесно-канцелярским языком так, что я вообще не понял, о чем идет речь. Все это, включая «барашков в бумажке» с иностранными поверенными, потянуло на тысячу рублей, и потом еще придется пошлины платить, если привилегии выдадут, рублей на двести. Дороговато нам безопасность страны дается, прибыли ведь мы никакой с этого не получим…

Неожиданно интервью «Неделе» имело продолжение, пока не ясно, положительное или отрицательное. Газету прислали на адрес аптеки, как и обещали (жалко, гранки здесь вычитывать не дают, газетчики просто бы не успевали с выпуском газет-журналов, информация устаревала бы, пока правки и верстки туда-сюда поездом пересылаются). Статью написали большую и подробную, про все сразу. И меня процитировали, как директора лаборатории. Кстати, мы все оформили в управе, так что теперь – вполне легальные «вольные художники», – поскольку понятие «изобретатель» отсутствовало в документах управы, то нас так и записали, наравне с живописцами и актерами. Хотел я было в инженеры записаться, но одернули – а диплом или иное свидетельство об инженерном образовании есть? Не скажешь же, что в двадцать первом веке оставил. Пришлось стать «художником», тем более что там, на старости лет, я действительно начал малевать красками – от головных болей отвлекает, да и вообще мне понравилось смешивать цвета, добиваясь на холсте все новых оттенков краски. Вот так неожиданно приходит признание! Ха-ха.

И вот нас, изобретателей, вольных художников, тащат в полицию. За что? И кого – георгиевского кавалера и дворянина, православного [24] В императорской России вероисповедание значило больше, чем национальность. , при этом оскорбляя его словами и рукоприкладством. А ведь он бо́льший патриот, чем те, кто только на словах это декларируют – и тут рассказ о геройском Генрихе, которому сам император крест вручал. Одним словом, доколе православные патриоты будут сносить поругание своих героев!

К нам практически сразу по получении газеты зашел пристав, проверить, чем тут вольные художники занимаются, нет ли какой крамолы, не делают ли здесь «бонбы» (как близко он был от истины, ведь неделю назад здесь был проведен экспериментальный подрыв новой взрывчатки). Сунув везде свой нос, представитель власти покинул помещение лаборатории, погрозив нам пальцем. Потом через пару дней последовал новый визит полицейского в чине коллежского секретаря. На этот раз он отсыпал в бумажку порошков, которые ему понравились (или, наоборот, не понравились), сказал, что это для аналитического исследования. Я было заикнулся, а где постановление об изъятии образцов, где понятые (ага, они нам сейчас кокаин подбросят, но вспомнил, что у Генриха совершенно законно в аптеке стоит банка этого зелья, правда, под замком). Генрих было приуныл, сказал, что теперь они за аптеку возьмутся, яды пересчитывать будут, но вдруг все как отрезало. Нам рассказали коллеги Генриха, фармацевты, что до государя дошла эта история и он вспомнил эпизод с геройским унтером-вольноопределяющимся, отстоявшим аптекарский обоз и спасшем раненного башибузуками офицера, приняв команду вместо него. Царь сказал, что дельные люди – всегда дельные: и на войне хорошо воюют, и в аптеке правильно порошки отпускают, да еще и изобретают всякие нужные вещи. После этого от нас отстали.

Мы продолжаем работать над сульфаниламидом, кое-какие подвижки наметились. Пытаемся получить его из анилина, который в свою очередь – по отработанной нами реакции Зинина (смотри выше). Я воспроизвел по памяти структурную формулу препарата, как получилось. Сказал Генриху, что конечный продукт должен быть белого цвета, а промежуточный, тоже активный против бактерий, – красного. Это я про красный стрептоцид вспомнил, так называемое про-лекарство, которое под действием ферментов в организме превращается в белый стрептоцид – активное лекарство. Так что, если будет красный продукт, надо и его попробовать. А вот как попробовать? На зараженных стрепто- или стафилококками мышах. А где у нас лабораторные мыши и культура бактерий? Да, видно, без университета не пробиться. Меня там и слушать не будут, а вот Генриха – возможно, есть же там фармакологи-экспериментаторы. Или все растения изучают? Я посмотрел на аптечные продукты того времени: либо неорганическая химия, либо растительные препараты, причем этих – девяносто процентов от аптечной номенклатуры. Популярны всякие настои и настойки (первые – на воде, вторые – на спирте). По рецепту врачей Генрих готовит какие-то пилюли сомнительного лечебного свойства (а что делать, врач прописал, в фармакопее есть, дозы ингредиентов не превышены, готовь, провизор). Прохор ему здесь не помощник. Настоящий помощник – так называемый «гезель», должен сдать экзамен на знание фармакопеи и технологии изготовления лекарств. Но таких мало, они норовят сразу в провизоры перескочить и открыть свою аптеку. А здешняя фармакопея – это что-то… Мало того что половина по латыни, так почти весь текст про цветочки, листики, корешки и корешочки [25] Между прочим, Фармакопея СССР состояла из двух нетолстых книжек. В первом томе – про изготовление лекарств, во втором – про листики-цветочки и корешочки. И никаких статей про антибиотики, жаропонижающие и прочие химиопрепараты. Это было в Британской Фармакопее или Фармакопее США – здоровенные тома альбомного формата с мелким шрифтом на тонкой, почти папиросной, но прочной бумаге, потом они появились на СD. А наши студенты учились по справочнику профессора Машковского, представлявшему собой откопированные инструкции по препаратам и плохо отредактированные списки аналогов, благодаря чему даже провизоры не знали оригинаторов, а ведущим часто выступал какой-нибудь индийский дженерик. Что же творилось в голове у врачей – форменная каша, они писали себе шпаргалки и клали их под стекло в кабинетах, зная реально полсотни самых ходовых препаратов. – просто учебник ботаники какой-то. И вот к такому профессору, знатоку этой самой ботаники, приходят два каких-то доморощенных изобретателя и пытаются всучить ему для испытаний какой-то белый порошок, якобы спасающий от инфекционных болезней.