Анатолий Подшивалов - Господин изобретатель [≈ Господин Изобретатель. Часть I (СИ) + 1-я глава книги Господин Изобретатель. Часть II (СИ)] [litres]

Мы тепло простились со всем персоналом, дед каждому вручил конвертик с ассигнацией.

– Ну, голубчик мой, с Богом, – осторожно обнял меня Леонтий Матвеевич, – больше мне не попадайтесь.

– Спасибо вам, доктор, – ответил я, – с вас статья с моими фотографиями.

– Уже готовится к печати, Александр Павлович, всенепременно вышлю экземпляр, – пообещал мне доктор, улыбаясь. – Но и вы не забудьте про ваше чудодейственное средство, когда его сделаете, я первый в очереди.

Еще бы, подумал я, ведь это верная докторская диссертация по тем временам. С тем и простились…

Приехал к деду и занял светлую угловую комнату на втором этаже. У деда меня ждали письма: от Лизы, от Менделеева и незнакомого мне Семена Васильевича Панпушко.

Лиза просила понять ее решение и объясняла, что все продумала и выбрала путь служения Богу. Благословляла меня и желала всего самого наилучшего. Приписка в конце гласила, что все, находящееся в сейфе, принадлежит теперь мне, так как Генрих хранил там средства и бумаги нашей с ним лаборатории. Также написала, что всю библиотеку также передает мне, вместе с теми вещами, что есть в кабинете, если я захочу их взять себе как память.

Письмо Лизы оставило у меня сложное впечатление: человек как бы прощался с мирской жизнью и устраивал свои дела, выполняя обязательства перед другими. С другой стороны, между строк сквозила какая-то неуверенность и отчаяние. Когда я поделился мыслями с дедом, он ответил, что Лиза, незадолго до написания этого письма, еще надеялась, что Генрих жив. Потом, когда им передали останки Генриха после окончания следствия, его похоронили на Новодевичьем, отслужили по усопшему рабу Божьему Григорию службу в церкви – Лиза поняла, что мужа у нее больше нет, и уверилась в своем решении уйти в монастырь.

Второе письмо было от Дмитрия Ивановича Менделеева, в котором он сообщал, что ознакомился с моей идеей и предложенным способом из бумаг, которые были доставлены ему от Сергея Семеновича Агеева. Также профессор наслышан об опытах руководимой мной лаборатории с анилиновыми красителями, поэтому был бы рад увидеться со мной. Письмо было датировано 25 июля. Письмо прибыло в Москву обычной почтой, видимо, уже тогда жандармы махнули на меня рукой и решили, что никакого государственного секрета тротил не представляет. Надо выезжать в Петербург немедленно!

Третье письмо было как раз от штабс-капитана Семена Панпушко, преподавателя Михайловской артиллерийской академии и члена Артиллерийского комитета (Арткома). Ему, химику-артиллеристу, занимающемуся взрывчатыми веществами, было поручено провести испытания «Желтого солнечного». Штабс-капитан проинформировал меня о неудачных опытах – взрыва получить вообще не удалось, и просил личной встречи в Академии перед написанием окончательно отчета в Артком. Штабс-капитан сообщил, что встречался с Дмитрием Ивановичем и тот, произведя необходимые анализы, подтвердил, что синтез произведен правильно и полученные ярко-желтые кристаллы являются тринитротолуолом.

В тот же день я посетил дом на Полянке, сейф был не тронут. К моему сожалению, журнала экспериментов внутри не оказалось: он был либо похищен из лаборатории германским шпионом, либо сгорел при пожаре. В сейфе оказалось почти 7 тысяч рублей: все расходы по работе лаборатории были погашены из тех четырех тысяч, что дед заплатил за изготовление коммерческой партии пурпурной краски. Так что в Купеческий банк я привез обратно практически те же деньги, что взял оттуда почти год назад. После того, как я оставил себе тысячу рублей на расходы, на моем счете опять оказались те же 12 тысяч рублей.

Кроме денег, я прихватил оказавшийся в сейфе револьвер, очень похожий на легендарный наган. Присмотревшись к клейму, увидел, что это и есть творение братьев-оружейников образца 1886 года, только более ранний вариант, чем предложенный чуть позже русскому правительству – девятимиллиметровый (и как бы не больше калибром, но точно не меньше ПМ), шестизарядный. Смотрелась «машинка» изящно по сравнению с висящим в кабинете на ковре здоровенным и тяжелым револьвером «Смит-энд-Вессон» времен русско-турецкой войны. Взяв револьвер и две пачки патронов к нему, я подумал, что, раз жандармы сняли мою охрану, надо озаботиться собственной защитой самому, а для ношения револьвера заказать подмышечную кобуру.

Послал Менделееву и Панпушко телеграммы о том, что выезжаю завтра.

Вечером на заднем дворе отстрелял барабан патронов по старой дубовой колоде, когда-то использовавшейся для рубки мяса. Бой револьвера мне понравился, как и у офицерского нагана позднейшей сборки, спуск крючка можно было провести как после предварительного взведения курка, так и самовзводом. Самовзвод в револьвере тугой, и меня всегда умиляли в кино всякие «неуловимые» девушки и гимназисты, лихо палившие (и попадавшие!) с самовзвода. Это оружие для крепкой тренированной мужской руки.

Итак, еду в поезде конца девятнадцатого века. По рекомендации деда взял билет в вагон первого класса.

– Не мелочись, Сашка, – дед пытался дать мне денег на поездку, – ты только из больницы, тебе полежать захочется, дорога-то долгая, а раскладные диваны только в первом классе.

Деньги на поездку не взял, но совету деда последовал (и правильно сделал, как потом выяснилось). Купив билет, я обратил внимание, что там указан только класс и номер вагона, но места нет. Интересно, а вдруг господ будет больше, чем мест? [56] Зря попаданец беспокоится, иногда вагоны первого класса ходили полупустые: статистика 1896 года гласила: из 50,5 млн пассажиров первым классом было перевезено 0,7 млн человек, вторым классом – 5,1 млн, третьим классом – 42,4 млн человек. Стоил, кстати, билет недешево – почти 20 рублей. Туда и обратно съездить – и нет месячного жалованья чиновника средней руки, вроде титулярного советника. Ради интереса посмотрел на вывешенные у кассы тарифы. Стоимость билета, естественно, зависела от расстояния. Билет второго класса стоил в полтора раза дешевле первого, а третий класс – в полтора раза дешевле второго класса. Был еще и четвертый класс – а это что: поездка в тамбуре или на крыше? Господа свой багаж не носили – на это были носильщики, и багаж сдавался в багажный вагон: помните, дама сдавала в багаж… чего-то там, чемодан, саквояж и так далее. Вот их и сдавали.

Пока поезда не было, на перрон не пускали, и пассажиры коротали время в ресторане (для публики 1-го и 2-го классов) и у буфетов – для тех, кто попроще.

– Чего изволите, ваше высокоблагородие? – подскочил официант с набриолиненными усиками и пробором посредине головы, впрочем, в чистой белоснежной рубахе и жилете.