Николай Романов - Император. Завоеватель. Победитель

И только войдя в номер, они снова вцепились друг в друга.

Однако теперь все было не так, как на Дивноморье. Ими овладела лихорадочная спешка. Они без слов срывали друг с друга одежду и не глядя бросали на пол. Потом так же, без слов, содрали с постели одеяло и ринулись на хрустящее ложе. И стали одним целым, не слыша, как поскрипывает кровать…

А потом, когда все закончилось, она погладила его по груди и прошептала:

— Остромирушка мой любимый! Я так по тебе скучала! Так скучала…

И он ей сразу поверил. Потому что и сам почувствовал, как ему было плохо все это время, с того самого приема, когда церемониймейстер провозгласил хорошо поставленным голосом: «Князь и княгиня Стародубские, ваше императорское величество!»

— Знаешь, Яночка… — сказал он, сглотнув ком в горле. — А ведь я пропал! Я просто не могу без тебя жить!

Она потерлась носом об его щеку, и он только сейчас понял, что так и не снял с физиономии маскировку.

— У тебя такая колючая борода! — восхитилась Яна.

Он рассмеялся:

— Она не настоящая.

— То-то я думаю… Император у нас вроде бы без бороды был. Но мне нравится! Очень нравится! Мне все в тебе нравится. И всегда нравилось.

А потом они лежали, прижавшись друг к другу, и он гладил ее бархатистое бедро, а она целовала его ключицу. И не осталось больше никаких слов, потому что каждым прикосновением двое влюбленных снова распаляли друг друга.

И все повторилось…

А потом между ними стало мокро.

Он оторвался от нее и испытал настоящий ужас: из ее грудей потекло молоко

— Ой, прости! — воскликнула она, и в голосе ее тоже прозвучал ужас. — Совсем забыла. Всегда помнила, а сегодня запамятовала.

В нем родилась ревность и злоба, но Яна сказала: «Ты заставил меня забыть обо всем. Даже о том, что женщина никогда не забывает!» — и ревность рассосалась, превратилась в понимание.

В конце концов, что он хотел? Чтобы, оказавшись с ним в постели, она перестала быть кормящей мамой? Так не бывает. В конце концов, она ли в том виновата?

Если бы он поменьше думал об империи, а побольше — о влюбленной в него женщине, все оказалось бы по-другому. Нет, она бы все равно стала кормящей мамой, но прижимала бы к груди его ребенка. И хрен бы с ней, с этой империей, ржавый болт ей в котловину! Империи приходят и уходят, а любимая женщина остается…

Впрочем, что случилось — то случилось. Ничего теперь не изменишь! Кому-то любимая женщина, а кому-то — империя! И нечего тут злобствовать, дружок! Сам во всем виноват!

Яна попыталась встать — видимо, хотела сделать то, что предпринимают женщины в таких случаях, но он не отпустил ее.

— Лежи, пожалуйста, — прошептал он. — Мне даже приятно.

Наверное, она поняла, что он лжет, но послушалась.

Он чувствовал, как струится по его боку теплая жидкость, которой кормятся дети, и ему снова было противно, но он сдерживал себя.

В конце концов, это не болотная жижа, в которой иногда доводится валяться «росомахам».

А потом Яна задремала у него на груди, и он был готов лежать вот так веками, понемногу привыкая к новым ощущениям и борясь с то и дело рождающейся гадливостью, но тут пробудился валяющийся на полу браслет, подав сигнал о том, что императору пришло сообщение.

Яна тут же проснулась, отодвинулась. Потом села на кровати и принялась приводить в порядок прическу.

Жизнь рушила очарование любви, безжалостно напоминая о себе.

Осетр протянул руку, поднял браслет и глянул на видеопласт.

«Час прошел, твое величество!» — сообщение было от Найдена.

Осетр нацепил браслет на запястье и подумал: «Убью гада!»

— И мне пора, — сказала Яна, натягивая трусики, схватила бюстгальтер, платье и убежала в ванную.

Словно отнимала у Осетра все то, что еще несколько мгновений назад находилось в полном его распоряжении, но больше ему не принадлежало. И никогда не будет принадлежать до конца, пока жив ее муженек.

Это была реальность, с которой требовалось смириться.

Если твоя женщина не свободна, всегда приходится смиряться с тем, что ее тело принадлежит не только тебе. Либо расставаться с нею…

И Осетр решил, что самое правильное будет — расстаться.

Это было странное ощущение. Только что он думал только о ней и не представлял себе дальнейшей жизни без нее… Но минуло мгновение, и разрыв стал неизбежным, как наступление ночи.

— Мы встретимся еще, ваше императорское величество? — спросила Яна.

— Конечно, — соврал Осетр. — Я пришлю тебе сообщение накануне.

Он с трудом скрыл гримасу недовольства: это ее «ваше императорское величество» окончательно разрушило всю прелесть встречи. Ей надо было снова сказать «Остромирушка»…

Они вышли из номера, как малознакомые люди после деловых переговоров, спустились в холл, кивнули портье и разошлись перед входом в гостиницу, отправившись каждый в свою сторону. Навсегда.

Когда Осетр уселся в кресло глайдера, Найден сказал:

— По-моему, твое величество, ты ошибся со временем. Надо было приказать мне ждать два часа.

Лицо бывшего эвакуатора украшала понимающая улыбка.

«Убью гада!» — подумал Осетр. И сказал:

— Да нет, мой друг. Ты прислал мне сообщение очень вовремя.

Улыбка мгновенно стерлась с физиономии Найдена.

Он явно что-то хотел сказать, но так и не решился, безмолвно подняв глайдер в небо над Петроградом.

Институт структуры пространства не подвел: вторая, более мощная «улитка» была готова уже через три месяца.

Профессор Комаров доложил об этом императору с нескрываемой гордостью. А Осетр в очередной раз испытал чувство удовлетворения — все-таки он не ошибся, поставив когда-то на молодого ученого.

Уже на следующий день было немедленно назначено внеочередное заседание Совета безопасности.

Закончил свой доклад, Комаров сказал:

— Полагаю, мы готовы к срочному проведению испытаний новой «улитки». В принципе, можно использовать тот же корабль, на котором проводили испытание первой модели. Как его?…

— «Стремительный», — подсказал адмирал Друцкий-Соколинский, руководитель Адмиралтейства.

— Да, «Стремительный». — Комаров кивнул. — Размеры установки таковы, что она вполне вписывается в границы второго складского отсека эсминца. Мои сотрудники проверяли. Ну и дополнительно потребуется какой-нибудь списанный корабль. Пусть даже прошедший стадию разоружения. Можно загрузить его балластом, чтобы испытания получились стопроцентными. То есть чтобы масса разоруженного корабля соответствовала массе боевого.

Осетр обернулся к Друцкому-Соколинскому:

— Найдется у вас такой, адмирал?

— Так точно, ваше императорское величество! Мы планировали в следующем месяце вывести из состава Первого флота крейсер «Варяг». Когда он вам потребуется, профессор?