Николай Романов - Избранник [сборник]

Жизнь не просто тянулась – у Осетра складывалось впечатление, что она натягивалась, будто гитарная струна, все сильнее и сильнее, но кто был тот гитарист, что настраивал свой музыкальный инструмент, было совершенно непонятно. Зато было понятно, что бесконечно так продолжаться не может, что рано или поздно струна не выдержит и лопнет.

И когда она лопнула, Осетр даже не удивился.

Однако струна лопнула не сама по себе и вовсе не по вине неведомого гитариста. Изначальной причиной стала его, Осетрова, догадка.

«Росомашью» тревогу не включишь и не выключишь по собственному желанию. Правда, если это чувство томит «росомаху» сколь-нибудь длительное время, интенсивность его постепенно уменьшается. Словно угасает костер, лишенный пищи… И ощущение взгляда, покалывающего спину, тоже уходит. Но Осетру не понадобилось много времени, чтобы определить: следить за ним начинают вовсе не от конторы. Но куда бы он, покинув приемную ни двинулся, довольно скоро тревога перышком касалась его души, а в спину утыкался шпионский взгляд.

Сложить два и два после этого было совсем не трудно.

Конечно, знай противник наверняка о «росомашьих» возможностях Остромира Пушкарева, шпионов приставляли к нему хотя бы через раз. В конце концов, существуют для таких целей орбитальные сканеры. Или иные технические средства наблюдения типа киборгов-животных либо птиц. Но ведь посадить шпика на хвост клиенту гораздо дешевле. И в оперативном смысле безопаснее. Чтобы задействовать орбитальный сканер, надо выходить на контакт со штабом планетной обороны, а как только ты обратился к ним с просьбой проследить за конкретным человеком, такая просьба быстро может стать известной не только тебе и тому лицу, к кому ты обратился. Киборги же – штука совсем недешевая, и далеко не на каждой планете их можно достать. Вот и пользуются по старинке – ногами и глазами, тем более что квалифицированного топтуна далеко не каждый вычислит. А топтуна, работающего с подстраховкой, – и тем более.

«Росомашьи» же способности – вещь даже среди «росомах» далеко не широко распространенная, и ни один «росомаха» никогда никому о ней много не рассказывает. Ни отцу-командиру, ни крале-любовнице…

И потому те, кто следил за частным детективом Остромиром Пушкаревым, даже имей они информацию о том, что ведут оперативную разработку «росомахи», о его личных особенностях ничего конкретного знать не могли.

И потому действовали из расчета, что работают если не со средним человеком, то со средним «росомахой». А средний «росомаха», конечно, крайне опасен в стадии активного контакта – против него надо выставлять несколько бойцов, да и то без гарантии успеха, – против шпика же он не настолько шустр. Так что ошибка тех, кто вел за Осетром скрытое наблюдение, была объяснима.

А вот что было не очень объяснимо, так это причины, из-за которых Найдён Барбышев оставил супругов Пушкаревых без помощи. Впрочем, если он и был вражеским агентом, то его исчезновение сразу же делалось объяснимым. Доставил парочку под колпак родной спецслужбы и отвалил в сторону…

Ладно, дьявол с ним, с Барбышевым! Даже если на самом деле он – человек Деда, а вовсе не вражеский агент… Коли исчез, значит, есть люди, которым это потребовалось. Сам же Дед, к примеру… И разве «росомахи» не обучены работать в одиночку, надеясь исключительно на себя?…

В общем, после некоторых серьезных размышлений – а топая в гриме за очередной прелюбодейкой, только и остается размышлять, – кандидаты во вражеские агенты у Осетра появились. И теперь надо было только получить доказательства, что это именно враги.

Ибо как-никак происходящее вполне могло оказаться исключительно происками подполковника Проскурякова, заподозрившего-таки, что у шустрого частного детектива появился на него серьезный компромат, и вознамерившегося заполучить ответный компромат на самого шустряка. На грубую силу, как известно, рассчитывают неумные люди, а мудрые попросту создают условия, когда грубая сила и не нужна, а интересный человечек поступает так, как мудрецу требуется. Это максимальное достижение строителя козней, это высший пилотаж интриги!

Похоже, и против него, Осетра, применили высший пилотаж интриги. Ну что ж, разберемся! Преодолевая преграды, мы учимся. А будущему императору будет весьма полезно познакомиться еще с одной интригой.

Пару дней он раздумывал, как вывести вражеского агента на чистую воду.

И в конце концов придумал.

Той же ночью ему снова приснился знакомый сон.

Он снова оказался на странной планете, на которой не было ничего, кроме гор и песка. Над песчаной пустыней привычно висело багровое небо, похожее на залитую кровью простыню. От пейзажа шла такая тревога, что, как и всегда, судорожно заспотыкалось сердце. И по-прежнему Осетр был без скафандра, и по-прежнему это средство личной защиты ему не требовалось, ибо он не дышал.

И как обычно, багрец в небе заволновался, забурлил, закрутился десятками водоворотов. Образовались многочисленные воронки, стремительно понеслись вниз, потянулись к Осетру, окутали его багровой полумглой, в которой не было ничего, кроме все той же тревоги.

А когда полумгла рассосалась, оказалось, что вокруг Медвежий Брод.

Осетр сразу узнал это место.

Оно всегда жило в его воспоминаниях. Толстое дерево, которое теперь вовсе не кажется таким уж толстым, – под ним мама спрятала сына в боксе-обезьяннике. А вот там перед нею опустился пиратский глайдер, а чуть в стороне в нее выстрелили из гасильника, и она, выгнув спину, упала, и Осетр смотрел на ее босые грязные неподвижные пятки и заходился в крике…

Сейчас не было ни глайдера, ни пиратов. А вот мама была.

Осетр сразу узнал эту немного постаревшую, со слегка расплывшейся фигурой, но все еще красивую женщину.

Она стояла, прислонившись к стволу дерева, название которого Осетр давно уже позабыл, и на ней были куртка и брюки, не новые и не броские, именно такие, в каких удобно следить за прелюбодеями. Такими Осетр обычно и пользовался. Однако мама ни за кем не следила. Она улыбалась, глядя на Осетра.

– Как ты вырос, Миркин, – сказала она. – Значит, тебе тогда все-таки удалось спастись?

– Да, мама, удалось, – сказал Осетр. – Меня уже на следующий день выручили «росомахи». А теперь я и сам – настоящий «росомаха». Гвардеец.

Мама кивнула:

– Я горжусь тобой, сын мой. И отец бы гордился.

Осетр открыл было рот, чтобы сказать, что погибший артиллерийский офицер Воимир Приданников – вовсе не его отец. Но промолчал.

Сейчас это было абсолютно не важно.

А важно было подойти к матери, коснуться ее плеча, заглянуть в глаза. И обнаружить, что взгляд ее совсем не изменился. Именно так она смотрела на него, когда сажала к себе на колени.