Николай Романов - Избранник [сборник]

Маленькие и большие пальцы продолжали копаться в мозгу Осетра. Маленькие запускали некий ментальный процесс, гигантские изменяли его. Маленькими пальцами управлял Костромин. Кто управлял большими – Осетру было неведомо. Ясным оставалось одно – этот кто-то отсутствовал в избушке, построенной из храпповых стволов.

– А теперь, – промурлыкал Костромин, агент по кличке Муромец, – вы забудете обо всем, что здесь происходило… Но фразу и то, что должны послушаться человека, который ее произнесет, будете вспоминать, когда она прозвучит…

А сквозь мурлыканье пробивался тихий шепот.

Осетр не понимал слова, произносимые шепотом – они принадлежали неведомому языку – но понимал, что это и неважно. Когда потребуется, эти слова все равно сыграют свою роль.

– Эй, Каблук! – позвал Костромин обычным голосом. – Где вы там? Я закончил! Можете забирать его!

Проснувшись, Осетр понял, что сон на сей раз был вовсе не вещим. Но от этого – не менее важным.

Пусть даже в реальности приснившееся происходило и не совсем так, как ему сейчас привиделось. Но судьба посчитала, что для него наступила пора кое-что узнать. И в этом отвлеченном смысле приснившийся сон был до определенной степени вещим. Ибо все-таки открывал грядущее.

Спать больше не хотелось.

На соседней койке спокойно посапывал Найден.

Приднепровский предложил регенту отдельную каюту, но Осетр отказался – присутствие Найдена ему не мешало. Он уже настолько привык к этому обладающему изрядным чувством долга парню, что не очень представлял себе, как сможет обойтись без него.

– Слушай, Найден! Ты спишь?

«Росомаха» спит чутко. Особенно если находится рядом с вышестоящим должностным лицом.

Ритмичное посапывание прервалось.

– Сплю! – грубовато ответил Найден. – А тебе, твое высочество, почему не спится? Совесть мучит?

Когда они оставались один на один, Осетр позволял другу вольности.

В конце концов, от многочисленных знаков почтения его иногда попросту начинало тошнить…

– Совесть для правителя – понятие излишнее, – сказал он назидательно. – У правителя может быть только чувство заботы о собственном народе. И печаль о будущем своей державы.

– Печаль, говоришь? – Найден хрюкнул. – Ну-ну… Может, тебе колыбельную песенку спеть?

Вот гад!..

– Ты знаешь колыбельные?

– Знаю, – сказал Найден. И запел:

Осетр сглотнул внезапно возникший в горле ком.

Вот гад!..

Эту песню часто пела маленькому Миркину мама… И еще одну… «Спят твои соседи, белые медведи…» И Миркин спрашивал, где эти соседи? Это понарошку дядя Толя Спиридонов? И тетя Валя с Женей?

Интересно, удалось ли им тогда выжить, при пиратском нападении на Медвежий Брод? Дяде Толе-то – вряд ли! А вот тетя Валя-Крокодил с Женечкой вполне могли… Миркин же выжил!

Может, попытаться отыскать их? Вон он, Медвежий Брод, совсем рядом…

Нет, не стоит! Некогда сейчас этим заниматься! Можно, конечно, поручить поиски кому-нибудь… Тому же графу Толстому, новому министру внутренних дел… Ну найдут… И что повзрослевший Миркин им скажет? «Здравствуйте, тетя Валя-Крокодил…»? А Женечка, небось, уже поет колыбельные собственным детям… Нет, заботиться надо в первую очередь о близких. О том же Найдене, к примеру…

– Слушай, Найден!.. Чем бы ты хотел заниматься, когда вернемся на Новый Санкт-Петербург?

Найден перестал мурлыкать колыбельную и сел на койке.

– Ты это серьезно спрашиваешь, твое высочество?

– Куда как серьезно!

– Только не в начальники дворцовой охраны! Не для меня эта работа!

Помолчали.

В каюте воцарилась странная атмосфера, когда сердца как будто бьются в унисон. И кажется, что нет на свете ближе человека.

Правда, обычно это бывает между мужчиной и женщиной…

– А скажи, Найден… Ты знал, кто я такой, когда мы познакомились?

Друг ответил, не задумываясь:

– Нет, не знал… Думал, спасаю проколовшегося агента. – Найден помолчал. – А скажи мне тоже, твое высочество… Ты ведь решил тогда, на Кустанае, что мы тебя бросили…

– Решил.

– Надеюсь, больше так про меня никогда не подумаешь?

Это было скрытое признание в верности.

Помолчали.

Потом Осетр сказал:

– А что если я предложу тебе должность своего личного секретаря?

Снова помолчали.

Пусть только попробует отказаться! Упеку на какое-нибудь Солнечногорье! Чтоб неповадно было!

– У тебя же есть секретарь…

– Он меня не устраивает!

Найден помолчал. Потом сказал:

– Не скажу, чтобы я пришел в восторг от этой должности… Но ведь есть предложения, от которых не отказываются!

– Нахал! – Осетр усмехнулся. – Имей в виду… Если не будешь справляться, попру в три шеи!

– Да уж знаю… – Найден тоже усмехнулся. – За тобой не заржавеет!

И они пожали в темноте друг другу руки.

Теперь, после пленения бывшего императора, все, казалось бы, стало – патрон в обойме!..

Осетр усмехнулся.

Как давно он не вспоминал это «росомашье» выражение!

Да и другие поговорочки из сленга членов РОСОГБАК ему все реже приходили в голову. И еще реже – на язык.

Да и неудивительно! Пусть тело и мозг еще помнили профессиональные навыки, но душа все больше и больше переставала быть душой «росомахи». У ее носителя имелись теперь совсем другие заботы и проблемы, и эти изменения не могли не отразиться на ней.

Вместо беспрекословного выполнения приказа – разработка политических планов… Вместо выбора подходящего оружия – выбор подходящих для реализации очередной цели людей… Вместо тренировки тела – оправдание собственных, подчас очень неблаговидных с точки зрения человеческой морали поступков…

Сейчас Осетру не давала покоя мысль о поединке с отцом. Ему снова казалось, что именно такой метод обретения власти будет наиболее законным в сложившейся ситуации.

Решается сразу несколько проблем.

Во-первых, уходит из жизни человек, способный стать знаменем сил, выступающих за возвращение к прошлому.

Во-вторых, сам поединок будет означать законность смены власти. Ведь если старый император соглашается на него, значит, он подчиняется и судьбе, и закону.

В-третьих, важен и сам прецедент.

Насколько Осетр помнил, подобным путем в новое время власть в Империи никогда в прошлом не менялась. Но кто сказал, что такой смены не потребуется никогда в будущем?!

И потому, если это будет зависеть от Осетра, поединок станет неминуем.

Однако дальше начинались сомнения.