Наталья Точильникова - Пасынок империи (Записки Артура Вальдо-Бронте)

— И любой университетский учебник?

— Разумеется.

— Тогда зачем вам преподаватели?

— Вообще-то можно обойтись.

— Можно. Но с преподавателем эффективнее. Потому что он и объяснит, и разберет трудные моменты, и покажет, как задачка решается. Вот мы этим и занимаемся.

Я пожал плечами:

— Занимайтесь.

Он вздохнул.

— Артур, на самом деле я очень рад, что вас направили ко мне. Вы очень интересный человек. Пасынок императора, сын сепаратиста и бунтовщика. Что у вас в душе творится с таким наследством?

— Думаете, нет ли раздвоения личности?

— Растроения. Там же еще Леонид Аркадьевич влияние оказывает. Верно?

— Да.

— Или расчетверения? Вы ведь последние две недели лежали в больнице с генпрокурором Нагорным. Тоже сильная яркая личность.

— Расчетверение — это уже что-то из мрачного средневековья, — заметил я.

— Там было четвертование. Не тяжело?

— Ну, когда Нагорный говорит: «Не подавай апелляцию это слабость, это не по-мужски, поезжай в Центр и не рыпайся»; император говорит: «Я тебе не советчик, это дело твоей совести, решай сам»; а отец: «Во всем надо идти до конца, подавай апелляцию, борись». Ну, трудно, конечно, Олег Яковлевич.

— Отец победил?

— Да. Он мне, наверное, просто ближе по характеру. Я и Леонида Аркадьевича, и Александра Анатольевича уважаю безмерно.

— Так, Артур, у вас рубашка с короткими рукавами, — констатировал он.

И у меня пробежал холодок по спине.

— Да, — кивнул я.

— Давайте на кровать, обувь снимайте, ложитесь.

Я прекрасно понимал, почему именно сейчас. Потому что я начал раскрываться, отвечать, начался «человеческий разговор», как он пишет в своей книге. Надо сказать, сделал он меня где-то минут за пять.

Я лег. Он вынул из ящика стола еще нечто миниатюрное в прозрачном пакетике и также упакованные резиновые перчатки. Принес вместе с инъектором на столик у кровати. Сел рядом. Откуда-то из-под столешницы возник пузырек, видимо, с дезинфицирующим веществом и ватный тампон.

— Руку давайте. Левую. Ладонью вверх.

Он надел перчатки, распаковал второй пакетик. Там оказалась игла с маленьким металлическим шариком на конце. Действительно похоже на булавку.

Тампон коснулся вены на локтевом сгибе. Игла пробила кожу, так что на поверхности остался только шарик.

Все произошло почти мгновенно, я ничего не успел почувствовать.

— Руку пока не сгибайте, — сказал Олег Яковлевич. — Кольцо связи снимайте. Осторожно. Давайте мне.

Сеть пропала. Я услышал только, как кольцо звякнуло о стеклянную столешницу возле изголовья.

— У нас разговор пошел, так что я буквально чуть-чуть. И надеюсь, инъектор нам не понадобится.

У меня слегка закружилась голова.

— Голова кружится? — спросил Олег Яковлевич.

— Немного.

— Ничего страшного. Это нормально. Не тошнит?

— Нет.

— Ну, поехали.

Вопросов было несметное количество. Все я не помню, хотя все время оставался в сознании. Зачем были некоторые из них, не понимаю до сих пор. Я отвечал на автомате, иногда выдавая длинные тирады на короткие вопросы. Не то, чтобы я совсем не контролировал процесс, но контроль был сильно ослаблен. Придумать что-нибудь или соврать было невозможно совсем.

Я один раз попытался сопротивляться, когда речь зашла о так называемых «преступлениях» моего отца. Даже не думал, что это для меня так болезненно.

И голова закружилась сильнее.

— Артур, не закрывайтесь, — сказал Олег Яковлевич. — Я вынужден увеличивать мощность, вы так до инъектора доиграетесь. Не тошнит?

— Нет.

— Ну, давайте перерыв сделаем, — наконец сказал он.

Он, видимо, выключил биопрограммер, потому что комната встала на место.

— Иглу пока не снимаем, — проговорил он. — Без кольца потерпите. Не пропадет. Здесь есть кафе: пообедаем, потом продолжим.

— А сколько сейчас времени? — спросил я.

Было очень непривычно об этом спрашивать. Кольцо всегда выдает информацию.

— Без пяти три.

Значит, я уже четыре часа в Центре.

Кафе оказалось на том же этаже, за что я был благодарен: меня пошатывало.

Олег Яковлевич усадил меня за столик, а сам пошел за едой.

Принес поднос с бульоном с пряностями, какое-то мясо на второе и чашку черного кофе.

— Бульон выпить, кофе — тоже, мясо съесть, — проинструктировал Старицын.

— Это что вместо инъектора?

— Ну, можно считать, что да.

Я стеснялся булавочной головки в вене и прятал руку: в кафе был народ. Хотя, по-моему, никто не обращал внимания.

Бульон пах белым перцем и базиликом, и здорово обжигал небо, но все равно был в кайф.

Старицын притащил себе такой же.

— Тоже отнимает энергию? — спросил я.

— Еше бы! Легче лес валить.

— И как результат?

— Результат пока не окончательный… Артур, проблемы есть. К нам ведь попадает народ с полной ерундой. Оскорбления, клевета, мелкие потасовки, кражи очень мелкие, коммерческие нарушения, налоги. А начинаешь копать и понимаешь, что это маленькая вершина айсберга, которую мы случайно заметили — и слава богу, что вовремя заметили — а там в глубину ледяная гора на полкилометра.

— И большой у меня айсберг?

— Средних размеров. Справимся. Но работать нужно.

— Сколько это займет времени?

— Недели две, но… Артур, когда у вас сессия в Университете?

— Через неделю.

— Вы были в больнице. Сможете нагнать материал?

— Если не буду каждый день с утра до вечера торчать у вас, то смогу.

— Понятно, о том и речь. Интеллектуальную деятельность вообще трудно совмещать с лечением в Центре. Сколько времени займут экзамены? По минимуму?

— Недели три.

— Значит, всего четыре. Давайте договоримся так. Мы сегодня заканчиваем опрос. Завтра-послезавтра будет психологическое заключение. После этого вы можете подписать согласие на психокоррекцию. Подпишите?

— Я подумаю.

— Хорошо. Если не надумаете, мы пойдем в суд. А потом я дам вам отсрочку по учебе на четыре недели.

— Здорово, — сказал я.

— Но… Артур, есть одно «но». Через четыре недели вы со мной связываетесь, приезжаете сюда и остаетесь.

Я, наверное, побледнел.

— В стационаре при Центре, — продолжил он. — Обстановка как здесь, на диагностике, никаких дополнительных ограничений, кольцо связи у вас остается, только не под биопрограммером, разумеется. Уходить оттуда нельзя без разрешения психолога, но, если очень будет нужно домой, скажете мне, на ночь отпущу, конечно.

— На все две недели к вам?

— Пока не знаю. Будет видно после психологического заключения.

Обед, между тем, был уничтожен, кофе выпит.

— Пойдемте, продолжим, — сказал Олег Яковлевич.

Мы вернулись в его кабинет, и я лег под биопрограммер.

— Сейчас может быть немного тяжелее, — сказал Старицын. — Плохо себя почувствуете, говорите. Головокружение не в счет.