Константин Калбазов - Кентарх [litres]

Переяславль. Стольный град княжества – ну чисто как музей под открытым небом – Михаила впечатлил. Да что там, взгляда не отвести. Эдакий памятник деревянного зодчества. На валу бревенчатые крепостные стены с башнями да прохаживающимися часовыми.

От берега к городским воротам поднимается накатанная дорога. По обеим сторонам ее раскинулись усадьбы посада. Вплотную к стенам строить их не позволяют, потому как, если подступится враг, полыхать жилищам ремесленников жарким пламенем. Чтобы, значит, не послужить укрытием для нападающих. От центральной улицы разбегаются переулки к двум другим улицам, которые как лучи так же сходятся к надвратной башне.

В посаде многолюдно даже по меркам Михаила. И шум стоит изрядный. Прямо на берегу или у мелких мостков продают свой улов рыбаки. Хотя рынка тут нет. Он за стенами города. Тут только рыбой и разживешься.

У причалов посолиднее стоят ладьи. С полтора десятка, никак не меньше. Да ладные такие красавцы. Признаться, в представлении Романова это должна была быть просто большая лодка. На деле же они выглядели реальными кораблями. Метров тридцать в длину, не меньше, пяти в ширину. Борт метра на полтора возвышается над водой. Вдоль прикреплены щиты. Впечатляет, одним словом.

– Йо-хо-хо! Барди… – закричал с одной из ладей какой-то бородач.

О чем это он? Да тут все бородачи. Безбородые только юноши. У остальных же хоть клочковатая, а бороденка обязательно. Что кричит, не понять. Не по-русски. Видать, на каком-то своем, варяжском. Но видно, что радуются встрече. Не иначе как похоронили товарища.

Барди тут же приказал править к ладье, и вскоре оба уже были на палубе. Именно что на палубе, никакой ошибки. А он считал, что они беспалубные. Ошибочка получается. Стоит в сторонке дурак дураком, слушает, как радостно общается Ульссон с пятерыми воинами. Те, видать, остались присматривать за судном. Оно и правильно. Без пригляда такую красоту оставлять нельзя. Лихой народец во все времена водился.

Вновь окинул взглядом берег и запруженные народом улицы. А ведь если эдак прикинуть, то население получится в несколько тысяч. Если не сказать, больше двадцати. Правда, он видит только посад, а потому и суждение его может быть неверным.

Наконец варяги о чем-то там договорились. И один из них, подойдя к Михаилу, разом заломил ему руку и эдак ловко, почитай, в одно движение избавил его от пояса с висящими на нем кошелем и ножом. Романов не стал обдумывать, что тут и как произошло. Как и вырываться. Поскольку против этого крепкого скандинава был беспомощен. Вместо этого он попытался кувыркнуться, чтобы ослабить хватку, и только потом вырваться. Действовал, даже не осмысливая происходящее. На одних рефлексах и вдруг обуявшем его страхе.

Дите он еще неразумное против прожженного воина, успевшего перевязать чертову уйму пленников. Несколько секунд, и его, уже связанного по рукам и ногам, с кляпом во рту спускают в трюм. Он вроде видел дружинников на берегу. Патруль, надзирающий за порядком. Только, похоже, беспорядка они не приметили.

Вот так. Отблагодарил, значит, Барди Ульссон.

Больно. Это если мягко сказать. А еще им едва не овладела паника. В смысле овладела конечно же. Успокоиться не получилось. Посмотрел бы он на того, кто был бы спокоен, будучи в кромешном мраке корабельного трюма. А вот взять себя в руки ему удалось в полной мере. Как и справиться с болью. Вязали его без дураков. Но как оказалось, ему вполне по силам блокировать боль. Хоть выламывай суставы, хоть иголки под ногти вгоняй. Ничего не чувствует.

Та же песня и с дыханием. Как только получилось отстраниться и взглянуть на себя словно со стороны, то и дыхание выровнять вышло. С натугой, не без того, но размеренно, и воздух в легкие поступает в нужном объеме.

Пролежал он долго. За временем особо не следил. Начал было гадать, что это значит и чем ему грозит. Но тут, признаться, фантазия разыгралась так, что решил отбросить подобные мысли подальше. Зван ведь, по сути, наивный подросток, а в этом возрасте в ходу разные страшилки. Вот только времена нынче такие, что где реальность, а где начинается безудержное детское воображение, вот так сразу и не поймешь.

Поэтому решил просто поспать. А что такого? Настроил организм должным образом, чтобы дышал нормально да боли не чувствовал, и провалился в забытье. Ему еще и сон приснился. Красочный. Яркий. И возбуждающий. Не иначе как выверты молодого организма, помноженные на житейский опыт взрослого мужчины.

Когда проснулся, обратил внимание сразу на два обстоятельства. Первое – это перевозбуждение, причем до болезненных ощущений. Пришлось вновь прибегать к блокированию нервных окончаний. И второе – мерное покачивание и журчание воды вдоль борта, у которого его и уложили.

Когда подняли крышку люка, из глаз тут же брызнули слезы. Не давая Михаилу времени хоть как-то обвыкнуться, двое воинов подхватили его под мышки и потащили наружу. Перед глазами, затянутыми поволокой, побежали радужные круги. А тут еще и бросили на палубу как куль с картошкой. Хм. А ведь картошки тут пока и нет. Ну, значит, с морковкой. Уж она-то по любому в наличии.

Пока прогонял в голове такие немудреные мысли, более или менее пришел в себя. И начал прислушиваться к разговорам вокруг. Какой-то здоровый мужик с явным недовольством выговаривал не менее здоровому, но, по всему видать, подчиненному. Тому самому, что вязал Михаила, а сейчас доставал на свет божий.

Второй склонился и возится с веревками. Ага. Перешел к веревкам на ногах. Значит, руки уже свободны. Романов вернул им чувствительность и тут же едва не заорал благим матом. Пришлось срочно отключать чувствительность. Картина один в один с ногами. Этот имбецил что же, наглухо перетянул ему конечности? То-то старший ругается. Холоп там Михаил или вообще бесправный раб, которого продадут на каком-нибудь невольничьем рынке, относиться к имуществу нужно бережно.

К чему это он? Да черт его знает. Думает обо всем, что в голову лезет. И потом, а кто он для них, как не вещь. Да пошли они все. Вот сейчас немного придет в себя, возьмет и выпрыгнет за борт. Достанут. Без вариантов. Вон у них и луки есть, а у одного даже арбалет. Такой же неказистый, как и у Барди. Но наверняка штука убойная. Словом, уйти не получится.

Но это как посмотреть. Романов как раз уйдет, в свое время. Ничего, не получилось здесь, получится в другом мире, ну или времени, если его опять сюда забросят. А что, там оно и поинтереснее будет. Порох, кремневые пистолеты. Он, кстати, знает, как увеличить прицельную дальность этих самых мушкетов.

Интересно, а на каком это сейчас их вожак распыляется? Понятно только, что это какой-то скандинавский язык. Только и всего. Какая разница. Варяги, они и есть варяги. Их на Руси как грязи. Наемники, сражающиеся за золото. Хм. Хорошо сражающиеся, бесстрашно. Хотя и не всегда по чести. Впрочем, это мысли самого Михаила. Зван о варягах только слышал. А потому очень может быть, что мнение это предвзятое.