Павел Шек - Нарушая клятвы. Том 2

Мне показалось, что я увидел площадь, до отказа забитую людьми с высоты крыши храма. Вечерняя толчея перед главной молитвой. Сегодня день Пресветлого, и его жрецы разошлись по площади, созывая людей в храм. Можно разглядеть струйки дыма от плачущего дерева. В сыром воздухе они не поднимались высоко, как будто хотели накрыть всю площадь сплошным серым облаком. Увидел парочку магов, в серых мантиях и защитных масках с затемнёнными стёклами. Интересно, как они умудрились забраться на высоченную крышу, не сорвавшись с неё. Первый пытался ровно установить деревянное ведро. Второй провёл над ним рукой, и на стенках появилась влага. Её становилось всё больше, капли увеличивались и сливались. Вот уже на дне собралось немного воды, и она постепенно поднималась.

Тот, который держал ведро, дрогнувшей рукой вынул из кармана алхимическую колбу, заполненную вязкой жижей отвратительного буро-зелёного цвета. Сорвав крышку и бросив её вниз, он вылил содержимое в ведро. Второй что-то проворчал, и вода начала убывать, а над площадью начал моросить мелкий дождик.

— Странные люди, — покачала головой жрица, опустив руку. — Притворились птицами, гадящими на головы людям. Ядрышко косточки в ступке разотри и прокали, пока не станет цвета топлёного молока. Дай выпить своей наставнице, и гниль отступит. Или посади косточку посреди двора, и вырастет священное дерево, которых не осталось больше в этом мире. Радовать будет тебя тысячу лет, давая священные плоды.

Я вновь посмотрел на косточку.

— Отравили её две старые клуши за горсть золота, — скрипучим голосом произнесла она и неприятно захихикала. — Подсыпали в чай гнили, сладко сдобрили мёдом, чтобы вкус перебить…

Я перевёл взгляд на землю, где разбросанными лежали потемневшие листы, письмена на которых уже было не разобрать. Лёгкий порыв ветра превратил часть в серую пыль, сдувая с камней. Потребовалось несколько секунд, чтобы прийти в себя, так как меня мутило, а голова просто раскалывалась от режущей боли. Даже коснулся виска, думая, что туда забили гвоздь.

— Что-то должно быть написано, — говорила Гуин. — Только не разобрать.

— Не трогай, — голос Виеры и лошадиное фырканье, словно подтверждающее эти слова. Она поспешила придержать за плечо, так как меня ощутимо качнуло. — Берси, всё в порядке?

— Кто? Кого? — Гуин ощетинилась, вскакивая, поднимая копьё и хищно осматривая пустую площадь.

— Домой, — едва слышно выдохнул я, боясь пошевелиться и рассыпаться как те самые серые листы. — Голова болит.

— Может повозку найти? — Виера крепче взяла меня за плечо и локоть.

Я оглядел пустую площадь, нишу между храмами, куда забился мужчина, дожидаясь, пока мы уйдём.

— Спасибо, — сказал я, разжав ладонь и посмотрев на липкую косточку, затем с силой сжал кулак, так что острым концом косточка глубоко впилась в плоть. Откуда-то изнутри поднималась волна злобы.

— Ой, а чего это? — заволновалась Гуин, почувствовал отголосок заклинания Прилива сил. Даже пару раз рукой взмахнула, проверяя, не показалось ли, что тело стало почти невесомым.

— Домой, — повторил я, забирая поводья, легко взбираясь в седло.

Обратно мы промчались почти галопом, едва не затоптав нерасторопных стражников у моста. Затем я промчался по дому, ворвавшись в лабораторию. Громко ругаясь на Гуин, с трудом нашёл чистую ступку с пестиком. Она умудрилась испачкать половину всего, что находилось в помещении, включая реторту, которой никто не знал, как пользоваться. Экспериментатор рогатый! Осторожно расколов косточку, достал ядрышко, тщательно растёр, затем прокалил, внимательно наблюдая, как кашица темнеет, приобретая бежевый оттенок. Переложив всё на алхимическую бумагу, дал немного остыть.

В гостевом доме за время моего отсутствия ничего не изменилось. Разве что стало сильнее пахнуть болотом. Наставница всё так же горела, став ещё более горячей. Налив немного воды в кружку, ссыпал туда порошок, оставшийся от косточки. Пришлось повозиться, чтобы немного приподнять Грэсию.

— Грэс, давай просыпайся, это надо выпить, и тебе сразу полегчает, — тихо сказал я. — Не хочу использовать заклинание, чтобы протолкнуть жидкость в желудок, шибко оно неприятное.

Грэсия приоткрыла глаза, сделал пару неуверенных глотков, зажмурилась, словно проглотила что-то очень невкусное.

— Ну вот, теперь отдыхай, — уложив её, накрыл одеялом, снова смочил платок, положив на лоб.

Из комнаты вышел немного пошатываясь, жестом остановил маму Иоланту, чтобы не помогала. Накатило чувство, как будто перебрал креплёного вина. Заклинание Прилива сил убывало. Можно наложить ещё одно, но будет только хуже. Пьяной походкой дошёл до главного здания, с трудом поднялся по ступеням. Из дома вышла Рут, придерживая для меня дверь.

— Рут, ты одежду просушила? — почему-то спросил я. Она что-то ответила, утвердительно кивнув. — Отлично…

Последнее, что я запомнил, так это быстро приближающийся светлый камень порога. Меня срубило начисто, едва последняя капля заклинания выветрилась. И чувство такое, словно действительно перепил. Голова тяжёлая, мысли путаются, мир качается. Даже сон, и тот приснился странный. Словно мы с Угой ночью плывём куда-то на лодке. Я налегаю на вёсла, она опустила руку в воду, разбивая отражения сотен крошечных звёзд. Между нами, на лавке второго гребца, стояла пузатая бутылка и две глиняные кружки. Если обернуться, то можно увидеть, что вдалеке ярко горит пламя маяка, указывая путь.

Проснулся. Посмотрел в окно на пасмурное небо. Утро. Выходит, провалялся до самого утра. Голова раскалывается, как от похмелья, во рту сушь. Зато на стуле рядом с кроватью сухая и отутюженная одежда. Ещё один стул перенесли от туалетного столика, чтобы посидеть рядом. Почему-то подумал про Александру. Минут пять потратил, чтобы одеться.

— Берси! — раздался слева голос Грэсии, едва я вышел из спальни. Повернувшись, увидел её в конце коридора. Сегодня она надела красивое домашнее платье, подчёркивающее стройную фигуру. — Иола, держи его! Сейчас он получит!

Я повернулся в другую сторону и увидел маму Иоланта, идущую по коридору. Раздумывал всего секунду, прыгнув обратно в комнату.

— Тали! Тали, спасай!

Сверху закружились золотые искорки, и мне на руки упала сонная Тали в тёплой ночной рубашке. Посмотрела, едва приоткрыв глаза и невидимая рука схватила меня за желудок, рванув в золотой водоворот.

— Ненавижу этот способ перемещения!.. — моя ругань потонула в потоке воздуха. Женщины, ворвавшись в комнату, увидели одиноко падающую на пол золотую песчинку.

Из золотого вихря я выпал словно из мешка, рухнув на пол рядом с кроватью. Понадобилась почти минута, чтобы ушло головокружение. А мотало меня как на маленьком плоту во время шторма.