Дин Кунц - Избранные произведения. V том [Компиляция]

— Отнюдь. Вы — свободный конец верёвочки. Послушайте, полиция защитит вас.

Сухой смешок сорвался с губ бродяги.

— Вот почему вы так стремитесь прибежать к ним: ради защиты ?

Билли промолчал.

А Коттл, которому молчание Билли, похоже, прибавило смелости, продолжил, и в голосе его явственно слышалось самодовольство:

— Как и я, вы — ничто, только ещё не знаете об этом. Вы — ничто, я — ничто, мы все — ничто, и что касается меня, если этот псих оставит меня в покое, пусть делает что хочет и с кем хочет, поскольку он — тоже ничто.

Наблюдая, как Коттл отвернул с горлышка бутылки крышку, которую только что навернул, Билли спросил:

— А если я сброшу вас с крыльца и пинками выгоню со своего участка? Он звонит мне иногда, чтобы пощекотать нервы. Когда позвонит в следующий раз, я скажу ему, что вы — пьяница, не можете связать двух слов и я ничего не понял из того, что вы мне сказали.

Загорелое и красное от многолетнего пьянства лицо Коттла не побледнело, но лёгкая улыбка самодовольства, оставшаяся на лице после его тирады, исчезла. Коттл принялся извиняться:

— Мистер Уайлс, сэр, пожалуйста, не обижайтесь. Я не контролирую слова, которые вылетают из моего рта, как не могу контролировать виски, которое в него вливается.

— Он хотел, чтобы вы рассказали мне о лице в банке, не так ли?

— Да, сэр.

— Почему?

— Не знаю. Он не консультировался со мной, сэр. Просто велел сказать вам то-то и то-то, и я здесь, потому что хочу жить.

— Почему?

— Сэр?

— Посмотрите на меня, Ральф.

Коттл встретился с ним взглядом.

— Почему вы хотите жить? — спросил Билли.

Вопрос этот определённо затронул какую-то струну в душе Коттла, словно он никогда им не задавался. Он отвёл глаза, схватился за бутылку виски уже не одной, а двумя руками.

— Почему вы хотите жить? — настаивал Билли.

— А что ещё делать? — Избегая взгляда Билли, Коттл поднял бутылку обеими руками, словно чашу. — Я хочу выпить ещё капельку, — он словно спрашивал разрешения.

— Валяйте.

Коттл сделал маленький глоток, потом ещё один.

— Выродок велел вам рассказать мне о лице в банке, потому что хочет, чтобы этот образ отпечатался у меня в голове.

— Если вы так считаете.

— Речь идёт об устрашении, о том, чтобы заставить меня понервничать.

— Вы нервничаете?

Вместо того чтобы ответить, Билли спросил:

— Что ещё он велел мне сказать?

Словно переходя к делу, Коттл навернул крышку на горлышко и на этот раз убрал плоскую бутылку в карман пиджака.

— У вас будет пять минут на принятие решения.

— Какого решения?

— Снимите часы и положите их на ограждение крыльца.

— Зачем?

— Чтобы отсчитать пять минут.

— Я могу отсчитывать их, оставив часы на запястье.

— Положив часы на ограждение, вы положите начало отсчёту.

Лес на севере оставался тенистым и прохладным даже в жаркий день. Зелёная лужайка, золотистая трава, несколько раскидистых дубов, потом пара домов ниже по склону и на востоке. С запада проходило шоссе, за которым тянулись поля с редкими рощами.

— Он наблюдает за нами? — спросил Билли.

— Пообещал наблюдать, мистер Уайлс.

— Откуда?

— Не знаю, сэр. Поэтому, пожалуйста, пожалуйста, снимите часы и положите на ограждение.

— А если не сниму?

— Мистер Уайлс, не надо так говорить.

— А если не сниму? — повторил Билли.

— Я говорил вам, — чуть ли не взвизгнул Коттл, — он срежет моё лицо, срежет с меня живого. Я говорил вам.

Билли поднялся, снял с запястья «Таймекс», положил на ограждение так, чтобы циферблат был виден с обоих кресел-качалок.

По мере того как солнце поднималось к зениту, оно растопляло все тени, кроме тех, что в лесу. Закутанные в зелёные плащи деревья не выдавали никаких тайн.

— Мистер Уайлс, вы должны сесть.

Ярко-жёлтый свет солнца заставил Билли сощуриться. При таком свете человек мог затаиться в тысяче мест, надёжно укрытый этим ослепляющим светом.

— Вы его не обнаружите, — сказал Коттл, — и ему не понравится ваше стремление обнаружить его. Пожалуйста, вернитесь к креслу и сядьте.

Билли остался у ограждения.

— Вы потеряли полминуты, мистер Уайлс, сорок секунд.

Билли не шевельнулся.

— Вы не знаете, в какой попали переплёт, — голос Коттла переполняла озабоченность. — Вам потребуется каждая секунда из тех минут, что он отвёл вам на раздумья.

— Так расскажите мне об этом переплёте.

— Вы должны сесть. Ради бога, мистер Уайлс, — Коттл разве что не заламывал руки. — Он хочет, чтобы вы сели в это кресло.

Билли вернулся к креслу-качалке.

— Я просто хочу с этим закончить! — верещал Коттл. — Хочу сделать то, что мне велено, и уйти отсюда.

— Теперь вы понапрасну тратите время.

Одна из пяти минут прошла.

— Хорошо, хорошо, — кивнул Коттл. — Теперь говорит он. Вы понимаете? Это он.

— Выкладывайте.

Коттл нервно облизал губы. Достал из кармана плоскую бутылку, но не для того, чтобы выпить. Нет, сжал её обеими руками, словно талисман, призванный развеять алкогольный туман, окутавший мозг, позволить слово в слово передать послание и таким образом спасти лицо, которое в противном случае могло перекочевать в двухлитровую банку.

— «Я убью кого-нибудь из тех, кого ты знаешь. Ты выберешь цель среди людей из своей жизни, — цитировал Котгл. — Это твой шанс избавить мир от какого-нибудь никому не нужного говнюка».

— Гребаный сукин сын! — вырвалось у Билли, и он вдруг заметил, что пальцы обеих рук сжались в кулаки, да только бить было некого.

— «Если ты не выберешь для меня цель, — продолжал цитировать Коттл, — я сам выберу, кого мне убить из твоих знакомых. У тебя есть пять минут, чтобы принять решение. Выбор за тобой, если тебе достанет духа сделать его».

Усилие, которое потребовалось Ральфу Коттлу для того, чтобы в точности передать послание выродка, превратило его в комок гудящих нервов. Глаза у него провалились, лицо перекосило, руки тряслись. Ужас накрыл его с головой.

Пока Коттл декламировал предложение выродка и выставленные им условия, не сомневаясь в том, что любая допущенная ошибка — смертный приговор, бутылка виски была вдохновляющим его талисманом, но теперь ему требовалось её содержимое.

Билли заговорил, глядя на часы, которые лежали на ограждении террасы:

— Мне не нужны пять минут. Черт, не нужны даже те три, что остались.

И без этого, не обратившись в полицию, то есть не дав им возможности начать расследование, он уже стал причиной смерти одного человека из своей жизни: Лэнни Олсена. Бездействием он спас мать двоих детей, но обрёк на смерть своего друга.

Какая-то, скорее даже большая, часть ответственности за эту смерть лежала на самом Лэнни. Он взял записки убийцы и уничтожил их, чтобы спасти свои работу и пенсию, но, как выяснилось, за это ему пришлось заплатить собственной жизнью.