Дин Кунц - Избранные произведения. V том [Компиляция]

Он послужил тем самым жертвоприношением, для которого намеревался использовать детей. Пуля пробила ему сердце с такой точностью, что он умер до того, как на лице отразилось удивление, превратился в труп, прежде чем упал на пол.

Две осечки и ее выстрел прямо в сердце не были цепочкой совпадений. Исправность оружия сомнений не вызывала. Просто какая-то сила действовала на ее стороне, какая-то сверхъестественная сила.

В стенах беснующийся рой успокоился.

Сияние зависшего над домом НЛО, проникающее в окна, слишком уж хорошо освещало заваленный трупами кабинет. Молли схватила со стола фонарь и ретировалась в ванную.

Высокое, с матовым стеклом, окно в душевой кабине пропускало свет, и Молли увидела в зеркале движущуюся фигуру, фигуру человека, которого в ванной не было. Она видела эту фигуру лишь мгновение, остановилась, потрясенная, чтобы посмотреть вновь, но теперь в зеркале отражалась только она.

Она не знала, действительно ли ее мать, Талия, которую она увидела в зеркале, появлялась здесь или увиденное было лишь галлюцинацией, реализующей ее сокровенное желание, а может, и просто указывало на ее нарастающее безумие.

Она хотела задержаться в ванной, вновь и вновь всматриваться в зеркало, но ягнята, пусть и спасенные от жертвоприношения, нуждались в ее помощи. Через другую комнату она вышла в коридор. Путь ей освещал зависший над домом корабль, спасибо окнам и фонарям на крыше.

Когда она подошла к ближайшей от лестницы двери, та широко распахнулась перед нею.

Молли очутилась в спальне девочки. Набивные игрушки у изголовья, на кровати покрывало в оборочках, атласные занавески, подшитые кружевами. Постеры молодежных идолов на стенах, лощеных мальчиков, больше похожих не на людей, а на манекены.

Два стула стояли спинками друг к другу. На них сидели девочка лет десяти-одиннадцати с черными волосами и прямой, закрывающей лоб челкой и мальчик с ямочками на щеках, лет семи. Изоляционная лента стягивала запястья и лодыжки детей. Этой же лентой их привязали к стульям.

Вергилий охранял детей, и ему было от кого их охранять.

Колония грибов (белые шары, белые мешки-легкие) устроилась в углу. Вторая, отрастив толстые, не как у насекомых, лапки, висела на потолке над кроватью. Обе не шевелились, если не считать раздувающихся и сдувающихся мешков, хотя внутри жизнь, возможно, и кипела.

На кровати лежало кольцо изоляционной ленты и нож, которым киллер ее резал.

Надеясь, что небесный источник света еще повисит над домом и ей не придется работать при включенном фонаре в компании ходячих грибов, Молли взяла с кровати нож и принялась резать связывающую детей изоляционную ленту.

Детей звали Бредли и Эллисон, и Молли сделала все, что в ее силах, чтобы успокоить их страхи. При этом объясняя, что дом они должны покинуть как можно быстрее. Она солгала, сказав, будто не знает, что с их родителями, когда дети спросили о них.

Спасти всех этих детей казалось куда более легкой задачей в сравнении с другой, которая еще только могла встать перед ними: помочь детям принять будущее, в основе которого лежали личная трагедия и крушение цивилизации.

Однако Молли решительно выбросила из головы эти мысли. Чтобы сделать работу, за которую они взялись, следует жить только настоящим, и, чтобы дать детям надежду и помочь выбраться из отчаяния, которое возникает от раздумий о том, что потеряно навсегда, она должна научить жить настоящим и детей.

Только теперь она осознала: переступив порог этого дома, в какой-то момент уверовала, что будущее у них есть, хотя ранее не видела смысла предполагать, что жить они будут долго. Она знала некоторые из причин, вызвавших такую перемену, но далеко не все. Вероятно, ее подсознание нашло поводы для оптимизма, которыми пока не собиралось делиться с ней.

Поскольку Бредли был младше и испугался больше, чем его сестра, Молли освободила его первым и велела держаться поближе к Вергилию, доверие к которому, в свете последних событий, восстановилось у нее практически полностью.

Закончив освобождать Эллисон, Молли услышала какой-то чавкающий звук, подняла голову и увидела, что кожа на круглом, размером с небольшую дыню грибе, части грибной колонии, зависшей на потолке, разошлась в обе стороны, словно веки глаза. А под этими белыми мембранами оказалось человеческое лицо.

Из всех невозможностей и страшилок, которые ей довелось увидеть после того, как Молли обнаружила койотов на крыльце своего дома, это зрелище было самым странным, самым жутким, самым тревожным. Но, несмотря на отвращение, глаз она отвести не могла.

И более пристальное рассмотрение показало, что лицо в грибе не снаружи. Поверхность сферы под разошедшимися веками была гладкой и прозрачной, а человеческое лицо, похоже, плавало внутри, как предметы в китайских хрустальных шарах.

Лицо это принадлежало мужчине с синими глазами и пшеничными усами. Он смотрел на Молли и, судя по всему, видел ее. На его лице читались душевная боль и мольба, он, кажется, едва не плакал, хотя не мог произнести ни звука.

Белые мембраны разошлись на втором шаре, открыв новое лицо в еще одной сфере: женщина кричала от боли, которую вызывали немыслимые муки. Пределы сферы ни один звук не покидал.

Лица были не настоящие, но, наблюдая за ними в благоговейном трепете и с ужасом, Молли заподозрила (и тут же в это поверила), что каждое такое лицо представляет собой человеческое сознание, разум и память конкретного индивидуума, который действительно жил. Новые хозяева Земли лишали людей не только тел.

Каждая колония белых грибов была некой органической тюрьмой, в которую заключались сознания тех людей, кто умер от рук новых владык планеты. Возможно, эти грибные колонии могли быть системами хранения информации, которую аккумулировал человеческий мозг, включая воспоминания, накопленные знания, личные свойства.

От этих мыслей у Молли сжало сердце.

«Веки» продолжали раскрываться, показывая новые лица, не только на грибной колонии, что висела на потолке, но и на той, что устроилась в углу, и Молли окончательно осознала, по тому, как смотрели они на нее и детей, что все эти люди знали, в какой находятся тюрьме. Некоторые с этим смирялись, другие буйствовали и орали во весь голос, бесшумно.

Вергилий направился к коридору.

Чтобы избавить детей от этого ужасного зрелища, Молли повела их следом.

На пороге оглянулась и увидела, как «веки» раскрылись еще на одной сфере, и ее глазам предстало лицо мужчины со шрамом на щеке, которого она застрелила двумя или тремя минутами раньше. Его взгляд нашел ее, и лицо маньяка исказилось от ненависти.

В этот самый момент все лица обрели голоса, и комната наполнилась какофонией бессвязных криков, плача, яростных воплей, проклятий, безумного смеха, на которую накладывались мольбы о помощи.