Дин Кунц - Избранные произведения. V том [Компиляция]

Чем-то он напоминал двенадцатилетнего мальчишку, собирающего пластмассовую модель нацистского истребителя.

Лорри и я сидели достаточно далеко от него, поэтому могли переговариваться шёпотом, не опасаясь, что он нас услышит.

Она наклонилась ко мне.

— Если мы останемся одни с Кучерявым, я собираюсь сказать ему, что у меня срочное женское дело.

Попав в руки не одного, а трёх психов, послушав, как эти ублюдки обсуждают нашу экзекуцию с таким видом, словно решают, кому выносить мусор, лично я бы крепко подумал, прежде чем решаться на подобные действия. По моему разумению, даже неисправимый оптимист не мог надеяться, что они принесут желаемый результат. Но для Лорри Линн три психа означали две дополнительные возможности продать кому-то сказочку о срочном женском деле, добраться до пилки для ногтей и с се помощью вырваться на свободу.

— Ты только добьёшься того, что нас убьют, — вновь предупредил я её.

— Чушь. Они всё равно нас убьют. Или ты их не слушал?

— Но твоими стараниями нас убьют раньше, — прошептал я.

И куда подевался мальчишка, готовый ввязаться в межгалактическую войну? Неужто он по-прежнему жил во мне?

Лорри не могла вытащить руку из стального кольца наручников, но смогла вырвать её из моей руки. И посмотрела на свою так, словно хотела её вымыть. В карболке.

Когда дело доходит до романтических похождений, я, конечно, могу похвастаться некоторыми успехами, но не вправе считать себя реинкарнацией Рудольфо Валентино [58] Рудольфе Валентино (1895–1926) — настоящее имя Родольфо Альфонсо Рафаэль Пьер Филиберт Гульелми, голливудский киноактёр, который пользовался потрясающим успехом у женщин. Звездой стал в 1921 г., сыграв главную роль в фильме «Четыре всадника Апокалипсиса». Умер от прободения язвы. . Мне не нужна записная книжка в чёрной кожаной обложке, чтобы заносить в неё телефонные номера всех женщин, которые стали моими. Мне не нужна даже страничка в этой книжице. Хватит маленького бумажного прямоугольника. Скажем, с клейкой полоской на обратной стороне. Вроде тех, что приклеивают к холодильнику с напоминанием: «КУПИТЬ МОРКОВИ К ОБЕДУ».

А вот тут Купидон поразил меня в самое сердце (аккурат в тот момент, когда меня приковали к самой прекрасной женщине в мире), но я не мог этим воспользоваться, не мог обаять и завоевать её сердце по одной глупой причине: мне хотелось выжить.

— Мы подождём, пока нам представится возможность вырваться, и обязательно ею воспользуемся, — заверил я Лорри. — Но это должно быть что-то более весомое, чем «срочное женское дело».

— Например?

— Что-то такое, что даст нам шанс.

— Что именно?

— Что-то. Я не знаю. Но что-то.

— Мы не можем просто сидеть и ждать.

— Очень даже можем.

— Мы дождёмся только того, что нас убьют.

— Нет. — Я сделал вид, будто анализирую ситуацию, что-то выискиваю, а не просто надеюсь на чудо. — Я жду возможности, которая позволит нам взять верх.

— Ты дождёшься только нашей смерти, — предрекла она.

Тут уж я позволил себе поддеть Лорри:

— И что случилось с неустанной оптимисткой?

— Ты её задушил.

И столько презрения было в этом голосе, что кровь бросилась мне в лицо.

Сидя двумя этажами ниже улиц, по которым бродили злые люди, и окружённые пропитанной злом землёй Сноу-Виллидж, мы наблюдали, как Носач, Кучерявый и безымянный маньяк раскладывают брикеты взрывчатки и подсоединяют детонаторы с таймерами к зарядам.

Вы можете подумать, что ужас, который мы испытывали, нарастал с каждой минутой. Так вот, на основе собственного опыта я могу утверждать: если ужас достигает пика, долгое время его выдерживать нет никакой возможности.

Если чудовищную беду можно назвать болезнью, ужас — её симптом. Как и любой симптом, он не может постоянно проявляться одинаково, то есть проявление его то усиливается, то ослабевает. Скажем, при гриппе человек не блюёт целый день и его не несёт от рассвета до заката.

Это, возможно, тошнотворная аналогия, но очень даже образная и понятная. Я могу только порадоваться тому, что она не пришла мне в голову, когда я сидел, прикованный к Лорри. Мне так хотелось вновь наладить с ней отношения и положить конец этому давящему молчанию, что я бы, конечно, озвучил эту аналогию лишь для того, чтобы хоть что-то сказать.

Но вскоре выяснилось, что Лорри не из тех, кто долго дуется и копит в себе-злобу. Не прошло и двух минут, как она заговорила, а мы вновь стали друзьями и заговорщиками.

— Кучерявый — слабое звено, — шепнула она.

Я полюбил хрипотцу в её голосе, но мне так хотелось, чтобы она сказала что-нибудь дельное.

В этот самый момент Кучерявый закреплял пластиковую взрывчатку у основания колонны, поддерживающей потолок. С пластитом он обращался так же непринуждённо, как ребёнок — с пластилином.

— Мне он не кажется слабым звеном, но ты, возможно, права, — я хотел избежать очередной конфронтации.

— Поверь мне, он — слабое звено.

Работая со взрывчаткой обеими руками, Кучерявый держал детонатор во рту.

— Ты знаешь, почему он — слабое звено? — не унималась Лорри.

— Мне не терпится услышать.

— Я ему нравлюсь.

Я досчитал до пяти, прежде чем ответить, для того чтобы по интонациям моего голоса она не подумала, будто я с ней спорю.

— Он хочет тебя убить.

— До того.

— Что до того?

— До того, как он спросил этого улыбчивого красавчика, сможет ли он меня убить, он совершенно ясно выразил романтический интерес.

На этот раз я досчитал до семи.

— Насколько я помню, — опять же я надеялся, что говорю лишённым эмоций голосом, — он хотел тебя изнасиловать.

— Кого не находят привлекательной, не насилуют.

— Как раз насилуют. Такое случается постоянно.

— Может, ты бы и изнасиловал, — ответила она, — но не большинство мужчин.

— Изнасилование — это не секс, — объяснил я. — Власть.

Она хмуро глянула на меня.

— Почему тебе так трудно поверить, что Кучерявый находит меня милашкой?

Я смог ответить, лишь досчитав до десяти.

— Ты — милашка. Ты даже больше чем милашка. Ты — потрясающе красивая женщина. Но Кучерявый не из тех, кто способен влюбиться.

— Ты серьёзно?

— Абсолютно. Кучерявый может только ненавидеть.

— Нет, я про другое.

— В смысле?

— Милашка, больше чем милашка, потрясающе красивая женщина.

— Ты — самая ослепительная красавица, с какой мне доводилось встретиться. Но ты должна…

— Это так приятно. Но я не в восторге от своей внешности, хотя комплименты мне нравятся, как и

любой другой девушке. Тем не менее я предпочитаю правду. К примеру, знаю, что мой нос далёк от идеала.

Носач появился из соседней комнаты, склонился над гружённой взрывчаткой ручной тележкой, напоминая тролля, раздумывающего над тем, достаточно ли шалфея и масла в ребёнке, который в этот самый момент запекается в духовке.