Дин Кунц - Избранные произведения. IV том [Компиляция]

Они все чаще используют юмор как оружие для борьбы с болью и отчаянием. Странности Гутриджа — эти его свитера с Микки Маусом были призваны не только расслабить и успокоить пациентов, но и служили оружием против мрачной реальности жизни и смерти.

— Приступ страха? У тебя? Вот уж не думал! — с сомнением переспросил Поль Гутридж.

— Да, с бешеным сердцебиением, с таким чувством, что я вот-вот лопну. Мне это показалось приступом страха.

— Похоже на секс.

— Поверь мне, это не секс, — Марти улыбнулся.

— Может быть, ты и прав, — произнес со вздохом Гутридж. — Я так давно этим не занимался, что уже и не помню его проявлений. Нелегко быть холостяком в наше время, Марти. Вокруг столько грязи и жутких заболеваний. Казалось бы, все просто: ты встречаешь девушку, назначаешь ей свидание, одариваешь ее целомудренным поцелуем, провожая домой. А потом сидишь и ждешь, что у тебя начнут гнить и распадаться губы.

— Да, превосходный образ.

— И что главное, живой и наглядный, не так ли? Мне, наверное, следовало бы стать писателем.

И он приступил к осмотру левого глаза Марти офтальмоскопом.

— У тебя бывали очень сильные, головные боли?

— Примерно раз в неделю, ничего необычного.

— А головокружения?

— Нет.

— А временная слепота или заметное сужение периферического зрения?

— Ничего такого.

Переключив внимание на правый глаз Марти, Гутридж сказал:

— А что касается писательства, так ты знаешь, что врачи занимались этим. Вспомним Майкла Кричтона, Робина Кука, Сомерсета Моэма…

— Сеусса.

— Что за сарказм. Когда мне нужно будет сделать тебе укол, я воспользуюсь шприцем для лошадей.

— Ты, по-моему, и так им уже пользуешься. Послушай, что я тебе скажу: быть писателем далеко не так романтично, как думают люди.

— Но ты, по крайней мере, не возишься с анализами мочи, — ответил Гутридж, откладывая в сторону офтальмоскоп.

Марти возразил:

— Когда ты только начинаешь писательствовать, вся эта свора редакторов, агентов и продюсеров относится к тебе не лучше, чем к пробе мочи.

— Но теперь ты знаменитость, — заметил Гутридж, вставляя в уши концы стетоскопа.

— До этого еще далеко, — возразил Марти. Гутридж плотно прижал к груди Марти холодный стальной диск стетоскопа.

— Хорошо, дыши глубже… задержи дыхание… теперь выдохни… еще раз. — Послушав легкие и сердце, доктор отложил стетоскоп и спросил:

— Как насчет галлюцинаций?

— Не бывает.

— Странные запахи?

— Нет.

— А вкусовые ощущения? Я имею в виду то, что, например, ты ешь мороженое, и вдруг оно кажется тебе горьким или с привкусом лука. Не бывает такого?

— Нет, ничего такого не было. Надевая на руку Марти манжету для измерения давления, Гутридж продолжал:

— Одно то, что ты попал в журнал «Пипл», уже говорит о том, что ты какая-никакая, а знаменитость: рок-певец, актер, выдающийся политик или убийца. Или, например, парень с самой большой в мире коллекцией ушной серы. И если ты не считаешь себя известным писателем, то выкладывай, кого ты убил или сколько ушной серы у тебя в коллекции.

— Откуда тебе известно о журнале «Пипл».

— Мы выписываем его для клиентов. Кладем его на журнальный столик в фойе. — Он продолжал нагнетать воздух в манжету, пока она не надулась, затем, прочитав показания на табло, продолжил:

— Последний номер пришел сегодня утром. Секретарша, показывая его мне, была явно озадачена, сказав, что ты меньше всего похож на мистера убийцу.

Марти в замешательстве спросил:

— «Мистера убийцу»?

— Ты что же, не видел свежий номер? — спросил Гутридж, снимая с Марти манжету.

— Да нет еще. Они заранее не показывают его. Это они так назвали меня в статье? Мистер убийца?

— Ну да. А что, очень мило.

— Мило? — поморщился Марти. — Не думаю, что Филипу Роту понравилось бы прозвище «Мистер-литератор» или Терри Мак-Милан — «Мисс черная сага».

— Ты ведь знаешь, что они считают любую рекламу хорошей рекламой.

— И Никсон сначала тоже думал, что реклама Уотергейта только пойдет ему на пользу.

— Мы выписываем два экземпляра журнала. Я могу дать тебе один экземпляр, когда будешь уходить.

Гутридж игриво усмехнулся:

— Знаешь, до тех пор, пока я не увидел этот журнал, я и не подозревал, какой ты опасный парень. Марти тяжело вздохнул.

— Этого я и боялся.

— Не так уж это плохо. Зная тебя, я могу себе представить, как тебе неловко. Но это не смертельно.

— Что же для меня смертельно, док? Нахмурившись, Гутридж ответил:

— Исходя из результатов сегодняшнего обследования, ты умрешь от старости. По всем внешним признакам ты абсолютно здоров.

— Но это по внешним признакам, — сказал Марти.

— Да. Поэтому мне хотелось бы, чтобы ты прошел кое-какие обследования амбулаторно, в госпитале «Хоаг».

— Я готов, — мрачно ответил Марти. Он совсем не был готов к этому.

— Не сегодня. Они откроются только завтра или, может быть, в среду.

— Что могут обнаружить эти тесты?

— Опухоли и поражения мозга. Нарушения химического состава крови. Это может быть смещение гипофиза, что, в свою очередь, давит на окружающие мозг ткани. Это и вызывает симптомы, подобные тем, которые испытываешь ты. Или что-нибудь еще. Но ты не должен сильно волноваться, потому что я твердо уверен, что тревоги напрасны. Скорее всего, у тебя просто стресс.

— Пейдж того же мнения.

— Неужели? Ты бы мог сэкономить на визите ко мне.

— Док, скажи мне правду.

— Я говорю тебе правду.

— Понимаешь, меня это очень пугает.

Гутридж с пониманием кивнул:

— Это понятно. Но, поверь, я видел гораздо более страшные и непонятные симптомы, и оказывалось, что это просто стресс.

— Психологический?

— Да, но не длительный. Ты не потеряешь рассудок, если именно это тебя беспокоит. Постарайся расслабиться, Марти. К концу недели мы будем точно знать, что с тобой.

Иногда Гутридж прибегал к убеждению и даже к успокоению, как это делал какой-нибудь светило в медицине, стоя у постели больного в костюме-тройке. Он снял с крючка на двери и протянул Марти его рубашку. Одновременно в его глазах еще раз промелькнула усмешка:

— Как тебя назвать — Мартин Стиллуотер или Мартин-убийца, когда я буду договариваться в госпитале о времени обследования?

Киллер обследует свой дом. Он полон желания побольше узнать о своей новой семье..

Он начинает с детской комнаты, так как больше всего его согревает мысль о том, что он отец. Какое-то время он стоит у двери, изучая две совершенно разные половины комнаты.

Ему интересно узнать, какая из его маленьких дочерей так деятельна и эмоциональна, что украшает стены плакатами с ослепительно красочными воздушными шарами и летящими в танце балеринами. Которая из них держит хомяка и других домашних животных в проволочных клетках и стеклянных террариумах. Он все еще держит в руке фотографию жены и девочек, но по их улыбающимся лицам невозможно разгадать их личности.