Дин Кунц - Избранные произведения. IV том [Компиляция]

Он шагнул к ней, намереваясь открыть. И вместо этого повалился на нее.

Подгоняемая изменчивым ветром, волна горького смолянистого дыма влилась в гараж.

Закашлявшись, Джек дернул за ручку и открыл дверь. Контора была полна дыма — прихожая преисподней.

Он крикнул женщине, зовя ее подойти к нему, и испугался, обнаружив, что его голос оказался не громче тонкого хрипа.

Однако она уже раньше зашевелилась и еще до того, как он отважился крикнуть снова, появилась из мутного дыма, зажимая одной рукой и рот и нос.

Сначала, когда она привалилась к нему, Джек решил, что та просто ищет поддержки, силы, которой он не может ей дать, но затем осознал, что женщина предлагает ему опереться на нее. А ведь это он давал клятву, обещая служить и защищать. Он почувствовал печальную иронию в том, что не мог взять ее на руки и унести отсюда прочь, как должны делать герои, судя по фильмам.

Он оперся на женщину настолько, насколько мог себе позволить, и повернул с ней налево, в направлении дверцы открытой ямы, которая потемнела от дыма. Левую ногу он волочил. Больше не было никаких ощущений — ни боли, ни даже покалывания. Мертвый вес. Шел, зажмуривая глаза, когда попадал в жгучий дым, ощущал вспышки тепла на веках. Сдерживая дыхание, сопротивлялся мощному позыву тошноты. Кто-то кричал резким и ужасным криком снова и снова. Нет, это не крик. Сирены, которые быстро приближаются. Затем они оказались снаружи, что он определил по смене ветра, и открыл рот, ловя воздух, поступавший в его легкие холодным и чистым.

Мир расплылся от слез, вызванных обжигающим дымом, и он принялся судорожно моргать, до тех пор, пока не смог хоть что-то разглядеть. Из-за потери крови или шока его поле зрения сократилось до узкого туннеля перед лицом. Это было похоже на то, как виден мир сквозь дуло двустволки, потому что окружающая темнота была расплывающейся, мягкой, словно извивы стального канала ствола.

Слева все было в пламени: «лексус», портик, станция автосервиса. Тело Аркадяна в огне. Лютера — еще нет, но полыхающие угли уже падали на него — куски кровельной дранки и дерева, и через мгновение форма полицейского вспыхнула. Горящий бензин все еще был из изрешеченной колонки и тек к улице. Асфальт на всей площади, объятой пожаром, плавился и пузырился. Пенные массы густого черного дыма поднимались над городом, смешиваясь с нависшими черными и серыми грозовыми тучами.

Кто-то выругался.

Джек резко дернул головой вправо, прочь от ужасного, но гипнотически чарующего ада, и сфокусировал свой взгляд на автомате по продаже напитков на углу станции. Убийца стоял там и, как будто забыв о разрушении, которое сотворил, скармливал монеты первому из двух автоматов.

Еще двое неугодные банки пепси лежали на асфальте позади него. «Узи» он держал левой рукой, прижимая к боку, ствол был направлен вниз. Бандит треснул ребром кулака по одной из кнопок из ряда заказов.

Слабо оттолкнув женщину, Джек прошептал:

— Ложись…

Потом он неуклюже повернулся к убийце, качаясь, едва в силах оставаться на ногах.

Банка воды загремела на подносе. Автоматчик нагнулся вперед, прищурился, затем снова выругался.

Неудержимо дрожа, Джек сражался со своим револьвером, пытаясь поднять его. Тот, казалось, был прикован к земле короткой цепью, и ему требовалось вздернуть целый мир только для того, чтобы оружие оказалось на достаточно высоком уровне для прицеливания.

Заметив его, психопат в дорогом костюме отнесся к факту появления постороннего довольно высокомерно, не спеша повернулся и сделал пару шагов, поднимая собственное оружие.

Джек выдавил из пистолета пулю. Он был так слаб, что отдача толкнула его назад и сшибла с ног.

Убийца выпустил очередь из шести или восьми выстрелов.

Джек уже сошел с линии огня. Пока пули разрезали воздух над его головой, он выстрелил еще раз, а затем третий, скорчившись на асфальте.

Невероятно, но третий выстрел ударил убийцу в грудь и оттолкнул его на автомат по продаже газировки. Бандит опрокинулся на него и упал на колени. Похоже, тяжело ранен, может быть, даже смертельно: белая шелковая рубашка становилась красной так же быстро, как и трюковой шарф в ловких руках фокусника, но пока он не был мертв и все еще держал «мини-узи».

Сирены гудели чрезвычайно громко. Помощь, вероятно, была близко, но, может быть, она придет слишком поздно.

Разрыв грома пробил небесную дамбу, и потоки ледяного дождя внезапно упали мегатонной.

С усилием, от которого почти лишился сознания, Джек сел и сжал револьвер обеими руками. Он выдавил еще пулю, которая пролетела далеко от цели. Отдача перешла в мышечный спазм кистей. Вся сила из рук ушла, и он отпустил револьвер, который брякнулся об асфальт между его вытянутыми ногами. Убийца выстрелил два, три, четыре раза, и Джек дважды ощутил толчки в грудь. Его откинуло, он распростерся на земле. Затылок больно ударился о тротуар.

Попытался снова сесть, но смог только поднять голову, и не высоко, но достаточно, чтобы увидеть, как убийца упал сразу после своей последней очереди лицом на асфальт. Пуля в грудь все-таки выбила его из строя, хотя и не слишком быстро.

Голова Джека склонилась на левое плечо. Даже когда его туннельное зрение стало еще уже, он увидел черно-белое качающееся пятно, которое сошло с улицы, на большой скорости приблизилось к станции и заболталось в разные стороны у стоянки, когда водитель нажал на тормоза.

Джек почти что ослеп. Темнота одолевала его.

Он почувствовал себя беспомощным, как младенец, и начал кричать.

Потом услышал, как открылись дверцы и зазвучали громкие возгласы полицейских.

Все закончилось.

Лютер мертв. Почти год прошел с тех пор, как на глазах у Джека застрелили Томми Фернандеса. Томми, затем Лютер. Два напарника, хороших друга в один год. Но все закончилось.

Голоса. Сирены. Треск, который, вероятно, произвел портик, осев на бензоколонки.

Звуки быстро глохли, как будто кто-то упорно набивал его уши ватой. Его слух замирал почти точно так же, как и исчезало его зрение.

Другие чувства тоже. Он постоянно поджимал сухие губы, безуспешно пытаясь вызвать немного слюны и ощутить вкус чего-нибудь, хотя бы едкого дыма бензина и горящей смолы. И не мог уловить никакого запаха, хотя еще секунду назад воздух распирало отвратительной вонью.

Джек не чувствовал под собой тротуара. И порывистого ветра. Не чувствовал больше боли. Даже покалывания. Только холод. Глубокий, пронизывающий насквозь холод.

Полная глухота охватила его.

Отчаянно цепляясь за частички жизни в теле, которое стало для его мозга бесчувственным вместилищем, он подумал: а увидит ли он снова Хитер и Тоби. Затем попытался вызвать перед собой их лица, но не смог вспомнить, как они выглядят: его жена и сын, два человека, которых он любил больше самой жизни, не смог вспомнить их глаза или цвет их волос, и это пугало его, ужасало. Он осознал, что весь сотрясаем тоской, как будто они умерли, но не чувствовал самой дрожи; понял, что плачет, но не чувствовал слез, напрягался изо всех сил, чтобы увидеть их бесценные лица. Тоби и Хитер. Хитер и Тоби, но его воображение было так же слепо, как и глаза. Внутри него была не бездонная пропасть темноты, а пустая холодная белизна, как пелена метели — холодной, леденящей, безжалостной.