Дин Кунц - Избранные произведения. III том [Компиляция]

Пока Хатч стоял, размышляя, как она могла здесь появиться, — скорее всего, кто-то, проходя мимо машины, уронил на капот какой-нибудь тяжелый предмет, — он вдруг заметил след от ботинка. Слегка подернутые тонким слоем бежевой пыли, на красном фоне капота четко виднелись отпечатки подошвы и части каблука обуви, схожей с той, которую носил он сам. Кто-то встал ногой или прошелся по капоту «мицубиси».

Скорее всего это произошло, когда машина стояла перед школой ев. Фомы, так как на такое мог решиться только ребенок, выставляясь, например, перед своими товарищами. Выехав намного раньше положенного срока, чтобы не попасть в затор, Хатч подъехал к школе за двадцать минут до окончания занятий. Вместо того чтобы дожидаться в машине, решил немного пройтись, чтобы размяться и сбросить нервное напряжение. В это время какой-нибудь недоросль из старших классов — след был слишком велик для младшеклассника — со своими дружками, рванув с уроков чуть раньше звонка, куражились друг перед другом, прыгая или перелезая через преграды на своем пути, вместо того чтобы обходить их, словно вырвались из тюрьмы на свободу и за ними гнались овчарки…

— Хатч?

Прерванный в тот самый момент, когда в рассуждении наметился какой-то положительный сдвиг, он резко обернулся в сторону голоса, словно услышал его впервые.

В дверях, соединявших кухню с гаражом, стояла Линдзи. Взглянув на пистолет в его руке, посмотрела ему прямо в глаза.

— Что-нибудь случилось?

— Показалось, что кто-то ходит по дому.

— И?

— Никого не обнаружил.

Ее появление было настолько неожиданным, что у него напрочь вылетели из головы и вмятина, и след от ботинка на капоте. Направившись к ней и подойдя к двери, Хатч ворчливо заметил:

— Дверь почему-то оказалась открытой. А ведь я, помнится, запер ее.

— Ах да! Регина забыла в машине одну из своих книг, когда вернулась из школы. Как раз перед обедом она сходила за ней.

— Надо было проверить, заперла ли она ее за собой.

— Но ведь это же внутренняя дверь, — попыталась оправдаться Линдзи, направляясь прямо в столовую.

Он остановил ее, положив руку на плечо, и повернул к себе лицом.

— Речь идет о нашей безопасности, — раздельно произнес он, и в голосе его прозвучала гораздо большая тревога, чем того требовал столь незначительный недосмотр.

— Разве выходы из гаража открыты?

— Закрыты, и этот тоже должен быть закрыт.

— Но ведь нам то и дело приходится бегать в гараж и обратно. — В гараже у них стоял второй холодильник. — Не станем же мы всякий раз запирать за собой дверь на ключ. Мы всегда держали ее открытой.

— А теперь не будем, — жестко проговорил он.

Они стояли лицом к лицу, и она испытующе поглядела ему в глаза. Он знал, о чем она думает: что, пытаясь удержаться на тонкой грани между мерами необходимой безопасности и истерией, он часто скатывается в сторону последней. С другой стороны, не ей же приходится переживать эти кошмарные сны и видения наяву.

Видимо, та же мысль пришла в голову и Линдзи, так как она согласно кивнула головой.

— Хорошо. Прости меня. Ты прав.

Он потянулся через дверь назад в гараж, выключил свет. Закрыл за собой дверь, запер ее на ключ, но ощущения, что опасность им больше не грозит, не испытал.

Линдзи снова двинулась к столовой. Оглянулась, когда почувствовала, что он идет вслед за ней, и указала на пистолет.

— Ты что, собираешься взять его с собой в столовую?

Решив, что и так обошелся с ней слишком резко, Хатч, чтобы как-то разрядить обстановку, отрицательно замотал головой и выпучил глаза, состроив гримасу в духе комика Кристофера Ллойда.

— Думаю, дай захвачу, а вдруг некоторые из моих ригатони еще живы. Не могу их есть в таком виде.

— Но для этих целей у тебя за ширмой лежит автомат, — напомнила она ему.

— Ты права, как всегда! — он положил пистолет на холодильник. — А если он не поможет, я всегда могу вынести их на проезжую часть и переехать автомобилем!

Она толкнула двери, и Хатч вслед за нею прошел в столовую.

Регина посмотрела на него снизу вверх и сказала:

— У вас ригатони уже совсем холодные.

Все еще сохраняя на лице маску Кристофера Ллойда, Хатч бойко отреагировал:

— Тогда бегу, притащу им фуфайки и рукавицы!

Регина залилась звонким смехом. Хатчу ужасно нравилось , как она смеется.

После того как была перемыта вся посуда, Регина отправилась в свою комнату готовить уроки.

— Завтра контрольная по истории, — объявила она.

Линдзи вернулась обратно в свою студию, чтобы сделать хоть какой-нибудь набросок. Когда она уселась за рисовальную доску, то заметила второй браунинг. Он все еще лежал на низком шкафчике, куда его утром положил Хатч.

Линдзи сердито нахмурилась. Но не потому, что была принципиально против всякого оружия, а потому, что данное оружие было не просто пистолетом. Оно было символом их беспомощности перед грозящей им невесть откуда опасностью. То, что они ни на секунду не смеют расстаться с оружием, свидетельствовало об их отчаянии и неспособности распоряжаться собственной судьбой. Заметь Линдзи на шкафчике свернувшуюся змею, выражение на ее лице было бы гораздо менее хмурым и недовольным.

Она не хотела, чтобы Регина, войдя в студию, заметила пистолет.

Выдвинув верхний ящик шкафчика, Линдзи отодвинула в сторону несколько ластиков и карандашей, освобождая место для оружия. Браунинг едва поместился в этой неглубокой выемке. Задвинув ящик на место, она почувствовала себя свободнее.

За весь день, с утра и по настоящий момент, она толком так и не смогла приступить к работе. Ни один из множества сделанных ею набросков не удовлетворял ее. До сих пор не было ничего стоящего, что она могла бы перенести на холст.

Правильнее было бы сказать, на мазонит. Она, как и многие современные художники, писала свои картины на мазоните, но всякий раз про себя называла каждый новый чистый четырехугольник мазонита холстом, словно была художником из другой эпохи с характерным для того времени типом мышления. Помимо этого, вместо масляных красок Линдзи пользовалась акриловыми. Мазонит в отличие от холста не старел со временем, а акриловые краски лучше, чем масляные, сохраняли свежесть цвета.

Но, если ей сейчас же не придет в голову хоть какая-нибудь идея, то не будет никакой разницы, чем она пользуется, акриловыми красками или кошачьей мочой. Какой же она тогда художник! Взяв толстый угольный карандаш, Линдзи склонилась над раскрытым перед ней на рисовальной доске альбомом. Попыталась вызвать в себе вдохновение и заставить его отодрать свою толстую задницу от насиженного места.

Не прошло и минуты, как взгляд ее от белого листа бумаги заскользил все выше и выше, пока она опять не уставилась на окно. Но там не было ничего интересного, что могло бы развлечь ее, — ни легонько покачивающихся на ветру верхушек деревьев, ни голубого, как лазурь, клочка неба. Ночь сделала окно совершенно невыразительным.