Дин Кунц - Избранные произведения. III том [Компиляция]

— Да уж, действительно, — проговорил Брайс. — А доктор Пэйдж вчера вечером первым делом предположила что-то подобное: что какие-нибудь мутанты-бактерии могли вызвать гибель одних людей, а других превратить в свихнувшихся бешеных убийц.

— Т-139 не болезнь, — немедленно уточнил Хоук. — Это нервно-паралитический газ. И, честно говоря, лично я предпочел бы, чтобы причиной всего здесь случившегося и в самом деле оказалось газовое нападение. Потому что, после того как газ рассеялся, никакой угрозы больше нет. Распространение бактериологического заражения предотвратить гораздо труднее.

— Если это действительно был газ, — сказал Копперфильд, — то он уже давным-давно рассеялся, но следы его должны были остаться буквально на всем в виде мельчайших капелек конденсата. Это мы выясним очень быстро.

Они прижались к стене, чтобы пропустить Найвена с его фотоаппаратом.

— Доктор Хоук, — спросила Дженни, — вы сказали, что первая стадия поражения газом Т-139 продолжается от четырех до шести часов. А что потом?

— Ну, — ответил Хоук, — вторая стадия летальна. Она длится от шести до двенадцати часов. Она начинается с распада эфферентных нервов и заканчивается параличом двигательных и дыхательных центров мозга.

— О Господи! — проговорила Дженни.

— И что все это значит в переводе на обычный язык? — спросил Фрэнк.

— Это значит, — ответила Дженни, — что на второй стадии поражения, где-то в течение шести — двенадцати часов, Т-139 постепенно уменьшает регулятивные способности мозга: те, которые управляют телом, устанавливают частоту дыхания, биения сердца, наполнение кровеносных сосудов, определяют работу различных органов… У пострадавшего начинает неровно биться сердце, ему становится очень трудно дышать, и постепенно у него перестают работать все железы и органы. Может быть, сейчас вам кажется, что двенадцать часов — это не так уж и долго, но, уверяю вас, пострадавшему они покажутся целой вечностью. Начнутся рвота, понос, недержание, всякие прочие выделения, сильные и почти непрерывные судороги… И если при этом будут поражены только эфферентные нервы, а остальная часть нервной системы останется незатронутой, то все это будет сопровождаться невыносимыми, ни на минуту не прекращающимися болями.

— То есть от шести до двенадцати часов сплошного ада, — подтвердил Копперфильд.

— Пока не остановится сердце, — сказал Хоук, — или же пока не перестанут работать легкие и человек просто не задохнется.

Некоторое время все молчали, только Найвен продолжал щелкать фотоаппаратом.

— Но все-таки мне кажется, в том, что здесь произошло, нервно-паралитический газ не виновен, — сказала наконец Дженни. — И даже такой, как Т-139: все это никак не объясняет ситуацию с отрезанными головами. Прежде всего, ни у одной из обнаруженных нами жертв не было никаких признаков рвоты или недержания.

— Ну, — возразил Копперфильд, — возможно, мы имеем дело с каким-нибудь производным от Т-139, которое не вызывает таких симптомов. Или с каким-то иным газом.

— Никакой газ не объясняет мотылька, — заметил Тал Уитмен.

— А также и того, что произошло со Стю Уорглом, — добавил Фрэнк.

— Мотылька? — переспросил Копперфильд.

— Вы не хотели слушать об этом прежде, чем увидите все собственными глазами, — напомнил генералу Брайс. — Но сейчас, мне кажется, настало время…

— Я закончил, — произнес Найвен.

— Отлично, — сказал Копперфильд. — Шериф, доктор Пэйдж и все остальные, пожалуйста. Мы будем очень признательны, если теперь вы все помолчите до тех пор, пока мы не закончим здесь всю работу.

Члены бригады генерала немедленно принялись за дело. Ямагути и Беттенби перенесли отрезанные головы в специальные контейнеры для проб, облицованные изнутри фарфором и снабженные герметически закрывающимися крышками. Вальдез осторожно высвободил скалку из державших ее рук, а сами руки положил в третий такой же контейнер. Хоук наскреб в небольшой пластиковый сосуд немного муки с рабочего стола: сухая мука должна была впитать в себя и сохранить вплоть до настоящего времени какое-то количество нервно-паралитического газа — если, конечно, его применение и вправду имело здесь место. Хоук взял также пробу теста, заготовленного на утро и лежавшего сейчас под скалкой. Голдстейн и Робертс внимательно осмотрели печи, в которых лежали раньше головы, а потом Голдстейн при помощи маленького, работающего на батарейках пылесоса взял пробу пыли и золы из первой печи. Когда эта операция была завершена, Робертс снял с пылесоса мешочек со всем, что в него попало, тщательно заклеил и надписал его, а Голдстейн тем временем проделал то же самое на второй печи.

Все специалисты из команды генерала были чем-то заняты, за исключением только тех двоих, на шлемах которых не были обозначены их имена. Эти двое просто стояли в стороне и наблюдали.

Брайс, в свою очередь, наблюдал за ними, гадая, кто это может быть и какие задачи они тут выполняют.

Все, кто был занят каким-нибудь делом, говорили вслух о том, что они делают и что при этом им удалось увидеть или установить, но они пользовались каким-то специальным жаргоном, которого Брайс не понимал. Говорили они, однако, строго поочередно, ни разу не получилось так, чтобы два человека заговорили вдруг одновременно. Это обстоятельство, а также тот факт, что Копперфильд попросил всех остальных помолчать, наводили на мысль, что все их разговоры записываются.

Среди различных приборов и приспособлений, закрепленных на поясе Копперфильда, оказался и магнитофон, соединенный проводом с вмонтированной в костюм системой связи. Брайс разглядел, что катушки магнитофона крутятся.

Когда эксперты закончили все свои дела на кухне булочной, Копперфильд проговорил:

— Здесь все, шериф. Куда теперь?

— А это вы выключать не будете, пока мы туда не доберемся? — спросил Брайс, кивком головы показывая на магнитофон.

— Нет. Мы начали вести запись с того момента, как проехали шлагбаум, и будем вести ее непрерывно до тех пор, пока не установим точно, что же произошло в этом городке. Так что если что-то случится, если все мы погибнем прежде, чем успеем отыскать объяснение, то следующая бригада будет знать каждый наш шаг. Им не придется начинать все снова на пустом месте, и, может быть, в их распоряжении окажется даже подробнейшая запись той фатальной ошибки, которую мы совершим и которая приведет к нашей гибели.

Следующей их остановкой был магазин, торгующий произведениями прикладного искусства, с примыкающей к нему небольшой выставочной галереей — тот самый, куда накануне вечером заходил Фрэнк Отри с тремя полицейскими. Теперь он снова провел всю группу по выставочному залу, через небольшое конторское помещение в задней части магазина и вверх по лестнице, в квартиру на втором этаже.