Александр Изотов - Мера один: Примал

Мои глаза были закрыты, я не чуял тела, но мог слышать.

Говорил Фолки, это его голос. Живой все-таки, хитрец. В который раз он не дает себя убить. Его вообще можно убить?

— Когда-нибудь вариантов не останется, — ответил второй голос. Говорила женщина, и что странно, она тоже была мне знакома.

— Прости, госпожа… не знаю твоего имени. В прошлый раз не познакомились.

— А надо было?

— Ну, судьба свела дважды…

— Я седьмой хвост Кицунэ, зверь.

Слова о седьмом хвосте удивили меня. В принципе, я уже знал, что это значит, но все равно едва верилось в это. При том, что вожак Серых сам только шестой коготь…

И имя такое странное… Кицунэ. Я уже достаточно здесь пожил, чтобы понять — для этих краев оно звучало странно.

Фолки подтвердил мои мысли:

— Правду говорят, до войны на востоке жили чудесные стаи с прекрасными именами…

— Все сказал, зверь?

— Я Фолки, третий коготь…

— Просто отлично.

Голова раскалывалась так, будто я вчера перебрал, причем сразу всего спиртного, что придумало человечество. Это было похмелье, из которого не возвращаются. Мысли трещали в голове новогодними хлопушками, но даже простонать или сморщиться от боли я не мог. Тело не слушалось, будто не моим было.

Я лежал с закрытыми глазами, и так и не мог открыть их. Я уставился застывшими зрачками на красные веки, сквозь которые пробивался свет, и рассматривал прожилки капилляров.

Фолки снова заговорил:

— За нами была погоня, но один побежал за помощью…

— Он внизу с отрубленной головой. Но скоро сюда все равно придут. Вольфградский оракул не будет размениваться по мелочам.

— У думал, все это происки Грэя…

— Ты самый хитрожопый зверь из всех, что я встречала, — ответила Кицунэ, — Я на тебя весь порошок тамуса истратила.

Тут я вспомнил, где уже слышал ее. В лесу, когда напали Безликие. Фолки потом сказал, что это Лисица.

Мысли работали довольно четко. Получается, эти Лисицы — стаи с востока. И сейчас их там нет, потому что все уничтожила война.

— Не дергайся ты, зверь, — раздраженно проворчала Лисица. Она явно злилась.

— Первуху хотели убить, — проворчал Фолки, — Пришлось метнуть кинжал.

— Это он так этого мечника?

Какого мечника? Я силился открыть глаза, но не мог достучаться до тела.

— Да, это первуха.

— Не может быть! Это заклинание второй меры. Причем такое мощное, пятая ступень, не ниже.

— Второй раз у него это. Он хозяйке уже разнес так дом, — сказал Фолки и засмеялся.

Тут он зашипел от боли, а потом замычал, стиснув зубы.

— Так рисковать из-за первушника, зверь? — проворчала Кицунэ.

В ее голосе слышалось раздражение, затрещала ткань. Фолки охнул. Кажется, его перевязывали.

— Он примал, сейчас в стае по-другому «слово» не отстоишь. Думаешь, он выкарабкается?

— На все воля Неба, зверь.

— Ты тоже рискуешь, госпожа Кицунэ, помогая нам. Прецептор никогда не принимал сторон, — усмехнулся зверь, — Неужели у Рыжих новые правила?

— Ты много знаешь о наших правилах? — огрызнулась Лисица.

— Ну, Тени Ордена долго не живут, если не будут следовать правилам.

Повисло молчание, а потом Кицунэ все же ответила:

— У меня долг перед Белой Волчицей.

— Ее нет уже столько лет…

— Мне много лет, зверь. Седьмая ступень живет очень долго.

Фолки хмыкнул. А вот я удивился. Все-таки она седьмая ступень. Это же всего один шаг до меры человека!

— Что привело тебя в земли Серых? — спросил Фолки, — Прецептору нужна ауритовая жила?

— Дело не только в Серых и аурите. Весь Синий приорат потерял доверие, — послышался шорох, кажется, Лисица встала, — Орден не будет наказывать Зигфрида Синего. Он приведет сюда войско и припугнет приора, чтобы тот понял — великий прецептор знает все.

— А Серые? Что с ними будет?

— Зависит от того, что тут найдет прецептор. Я здесь не одну неделю, и поняла, что ваш Альфа не видит врага прямо у себя под носом.

— Альфа старый уже…

— Если бы не твоя Хильда, и моя клятва ее бабке, — усмехнулась Кицунэ, — Я бы не прыгала здесь, рискуя своей жизнью. Но Небо видит все.

— Ох уж это Небо…

— Фолки, первота твой совсем плох, кажется.

Мне вдруг полегчало, дикая боль улетела, и я почуял себя пушинкой. Таким сильным я никогда не был! Я даже не понял, как встал и открыл глаза.

Что они такое говорят? Мне очень хорошо теперь.

Фолки лежал возле камней, которые баррикадой загромоздили пол дороги. Он уже оправил куртку, под ней мелькнул перебинтованный живот.

Лисица стояла совсем рядом. Теперь я хорошо рассмотрел ее при свете дня. Светлая кожа, азиатский разрез карих глаз, и действительно рыжие волосы, схваченные в пышный хвост. Кончики их окрашены в белый цвет. Эдакая японская рыжая лиса.

На ней были те самые доспехи, так похожие на самурайские. Железные пластинки, красивым каскадом наплывая друг на друга, спускались по наплечникам, по нагруднику, и заканчивались удобным подолом, защищающим бедра. На ногах плотные кожаные штаны и высокие сапоги, усиленные железными вставками.

На поясе ножны с изогнутым длинным мечом, так напоминающим катану. Одну руку лисица так и держала на рукояти, к рукаву была приторочена белая меховая шапка.

Несмотря на столь серьезное облачение, доспехи вполне подчеркивали прекрасную фигуру девушки. Такая молодая с виду — ну какая у нее может быть клятва перед прабабушкой Хильды?

То, что я встал, очень удивило зверей. Кицунэ округлила карие глаза, как-то странно глядя сквозь меня.

— Дерьмо нулячье! — Фолки, несмотря на ранение, вскочил и вытаращился на меня.

— Да уж, чудес не бывает, — Лисица обиженно прикусила губу.

Я удивленно смотрел на них, потом посмотрел по сторонам. Тело Дарема валялось на другой стороне дороги, уперевшись в скалу. Зверя будто вмял в стену грузовик, а верхняя половина туловища вообще разъехалась в стороны, словно разрубленная тупым топором.

Уж на сколько я не был впечатлительным, особенно с военной службой за спиной, но тут даже меня проняло. Стало очень неприятно, я сразу оторвал взгляд от кровавой жути.

Кто так беднягу? Неужели Лисица? Вот это мощь!

Хотя Фолки, кажется, говорил про меня…

— Заклинание второй меры — это не шутки, — скривив губы, сказала Лисица, — Вот первуха и не выдержал.

— Чертов Спика! — выругался Фолки, — Первота сраная!

Я в недоумении бегал между ними взглядом, и хотел спросить, о чем они говорят. Но не смог разлепить губ, будто их и не было у меня. А потом я стал подниматься выше, еще выше, и вдруг понял, что просто парю над дорогой.

Внизу лежали трупы зверей, тех самых вторых когтей. И мое тело рядом с ними. Я лежал спиной вверх с вытянутой рукой, в которой зажал копье. От наконечника тянулась трещина, уже чуть присыпанная щебнем. Она пересекала дорогу и заканчивалась у размозженного мечника.