Александр Иванов - История про одолженную жизнь. Том 3 (СИ)

А еще, за то мгновение, пока выражение моего лица менялось с резко-настороженного, на «мимимишное» (каковое и должно быть у любящей своей папочку девочки, когда эта самая девочка вновь видит перед собой отца, едва избежавшего смерти), успел заметить, как сильно изменился за те пару дней, что я его не видел, «отец».

Больше не было того балагура, которым он являлся, ну или казался, по крайней мере, до этого. Вместо него передо мной сейчас предстал…дед? Да, только значительно моложе…

Такое же выражение лица, что и у деда обычно. То же самое выражение постоянной озабоченности чем-то, на этом самом лице. Было видно, что за столь короткое время он уже успел согнуться под тяжестью свалившегося на него бремени Главенства в Семье. Согнуться, но не сломаться.

Но «папаша» был явно доволен своим новым бытием. И не только потому, что всегда страстно желал быть Главой Семьи, ибо, как я уже успел заметить, каждый мужчина в Семье хотел бы этого. Это, похоже, у них в генах. Но далеко не каждый из них решился бы поучаствовать в «гонке» за Наследие. А вот папаша решился.

И даже несмотря на то, что я собственноручно проредил состав участников этой самой «гонки», банально застрелив троих «гонщиков» (ну или одного «гонщика» и двух его прихвостней, мне не ведомы внутрисемейные расклады), для «папаши» все только начинается. «Самое лучшее, конечно, впереди». Ведь, уверен, еще далеко не все в Семье смирились с его Главенством (привет, «бабуля»). И нельзя ни на минуту забывать и о внешних игроках, которым наверняка очень бы хотелось наложить лапу на активы Семьи. А учитывая нынешние Семейные пертурбации, время сейчас для этого самое что ни на есть подходящее …

Что же касается физического состояния «папаши», то внешне, за исключением марлевой повязки, наложенной на щеку, он не выглядит хоть сколько-нибудь пострадавшим. А шрам, если таковой останется…ну тут уж, как говорится: «шрамы украшают мужчин», особенно таких, как «папаша», участвующих в настоящих дуэлях и милых Семейных поножовщинах.

Мне вдруг стало любопытно, а насколько глубоко он посвящен делишки «матушки»? Их любовь друг к другу (внешнее ее проявление, по крайней мере) сомнений не вызывает, но насколько она с ним откровенна в своих планах? Уверен, что «папаша» знает далеко не все, даже без учета ее служебных тайн, в которые посвящать его она не имеет права, само собой. Знает ли о ее роли во всем произошедшем? Ну, как минимум догадывается, не дурак все же…

Но настолько ли уж эти двое — «одна Сатана», как это кажется на первый взгляд? Небезынтересно…

— Папа! — радостно взвизгнул я и бросился в его объятия, стараясь при этом быть аккуратным, мало ли какие телесные повреждения скрываются под его костюмом…ведь если он гикнется в процессе моей «неуемной радости», «матушка» мне этого никогда не простит

Так мы и простояли в обнимку пару минут, и это было уместнее тысячи вопросов, типа: «как ты?», которые нам следовало друг другу задать.

— Ты давно здесь? — спросил я, высвободившись из «отцовских» объятий, — Извини, что не заметила тебя сразу…

— Нет, — ответил он, улыбнувшись своей прежней беззаботной улыбкой, — и минуты не стою…очень хорошо бежишь, я залюбовался

— Я люблю бегать, — ответил я, глядя в пол, — когда бежишь, исчезают все неприятные мысли и воспоминания…

«Папаня», опершись на один из тренажеров, и отведя от меня взор, сказал:

— Кайа, я должен перед тобой извиниться

— За что? — поинтересовался я, вновь вернув «мимишное» выражение на лицо

Перед тем, как ответить, он неспешно прошелся взад-вперед по комнате (что заняло довольно приличное время, учитывая ее размеры), я внимательно следил за ним.

— За столь короткое время столько всего произошло, и столько всего переплелось в какой-то сумасшедший клубок…, — сказал он, и вновь замолчал

Молчал и я, не мешая ему.

— Когда я принял решение удочерить тебя, — наконец продолжил он, — то помимо всего прочего, мне захотелось сделать твою жизнь лучше…

Сделать мою жизнь лучше, «папочка»? — подумал я и мысленно посмеялся, — Но зачем? С чего это вдруг, ты собрался улучшать именно мою жизнь? Ты же совсем не знал Кайю. Да и далеко не единственный она незаконнорожденный ребенок Семьи, тем более, что родной папаша ее признал… К чему вообще сейчас вспоминать то, чего ты когда-то там желал? Быть может, тогда оно и было именно так, как ты говоришь, «папочка». Но тогда — это тогда, а сейчас же — все совершенно иначе.

Неееет, «папашка» сейчас специально разыгрывает передо мной эту мелодраму, ибо хорошо знает девичью натуру, и то, какие именно струны в ней необходимо задеть, дабы добиться желаемого. И хотя сама по себе Кайа весьма и весьма незначительная Семейная пешка (хоть мой статус в Семье безусловно и вырос), она все же играет определенную роль в планах Семьи, и в каких-то там его личных расчетах. Причем планы эти появились задолго до того, как он принял в свои руки бразды правления Семьей, а стало быть, и желает от меня он того же, чего желала «бабка». Только вот делает он все тоньше и умнее, оборачивая свои хотелки в гораздо более привлекательную для девушки-подростка «обертку». «Бабка»-то все делала грубо, в ультимативной форме, а «папаша» прекрасно осознает, что Кайа способна выкинуть любой фортель, смешав ему в последний момент все карты… И, стало быть, он решил действовать так, чтобы доча сама искренне возжелала сделать все возможное для помощи любимому папочке в его непростых делах. Хитрый жук.

— … Наверное, это звучит как-то странно, но для мужчины за сорок, у которого нет своих собственных детей…, — он вновь замолчал

«Нарезав» еще один круг по комнате, он подошел ко мне и взяв мою ладонь в свои, произнес, будто герой какой-то бразильской мыльной оперы:

— Кайа, я искренне извиняюсь перед тобой. Когда я удочерял тебя, то всем сердцем желал, чтобы нахождение рядом со мной, сделало твою юность по-настоящему счастливой и беззаботной. Прости меня, пожалуйста, за то, что вместо этого, тебе пришлось пройти через…

Он выразительно посмотрел на меня, ожидая, видимо, какой-то реакции на свои слова. Мне же стоило громадного труда не рассмеяться.

Что я должен делать? Лгать им всем, конечно! Лгать им, говоря все то, что они хотят от меня услышать! Лгать и обещать им все что угодно! Лгать, как они непрерывно лгут мне… Лгать и играть! Лгать им в глаза, а самому делать то, должен. Здесь все друг другу непрерывно лгут. Это мир лгунов. И если я хочу жить здесь долго (счастливо — это уже как получится), то должен обучиться всем правилам жизни в этом обществе, успешно подстраиваясь под них, и меняя их под свои хотелки, если это будет мне по силам.

И если «папаша», стоящий сейчас передо мной, лжет мне, играя при этом «дона Педро», то мне не остается иного, нежели лгать ему в ответ, играя дочку «дона Педро».