Алеха - Искушение силой

— Ха! С языка снял! — не осталась в стороне девушка, обходя и внимательно осматривая с трудом принявшего вертикальное положение Сержанта, — Ты реально чудо-юдо! Первый местный гибрид! Только «тссс»! Никому! Понял?

Сержант же, немного освоившись с ощущениями, и разобравшись с управлением необычно реагирующего тела, мощным движением сграбастал и Петра и девушку в крепкие, до хруста костей и писка «Отпустискотинасломаешьже!», объятья и, разве что, слезу не пустил.

Связь через Бездну давала ощущение родства намного более тесного, чем даже у близнецов.

А ещё через секунду Сержант выпустил из своих медвежьих объятий родню по Бездне и бросился в сторону жилого сектора. Судя по всему, к внучке.

Я не стал его останавливать и что-то говорить. Сам разберётся. Глядишь, и затихнет Блесна, успокоится и прекратит пытаться устроить нам незаметные пакости.

— Когда Семёна будешь обращать в нашу веру? — обратилась ко мне разминающая ноющие плечи Тра.

— Когда Сержант испытает всё, что ему досталось, — ответил я, — может быть неделя, может быть меньше. Как повезёт.

— Мы можем ему помочь? — уточнил Пётр.

— Нет. Он будет проводить испытания за границами Бездны. Вам пока туда соваться опасно.

Пётр мрачно кивнул. Мы уже не первый день обсуждали риск смерти за границами Бездны и способы его устранения. А также смутную опасность, которая нас там поджидала. Что-то незримое, ощущаемое только краем сознания, лёгкий флёр смертельной угрозы, затаившийся где-то в стороне, но протянувшей в нашу сторону сторожевые нити. Мы даже с Семёном заводили аккуратные разговоры по поводу «проводить его до Снегирей» или «побродить по улицам города», обещая защиту и прикрытие, пытаясь на его чуйке понять, что именно там таится. Семён категорически отказывался выбираться за границы Бездны и был даже готов вне очереди и без гарантий какого-либо успеха прописаться в Бездне. Так и эдак выходило, что соваться туда — смертельно опасно.

И я готовился к этому. Ребята знали, что я делаю, и на каком этапе находится работа. Понимали что нужно, постоянно таскали всё необходимое для работы и если были в состоянии помочь, помогали с испытаниями изменённых органов. Но последнее время их помощь была сокращена до минимума, так как работа перешла в финальную фазу. И жрунов, по наблюдениям Петра, в зоне охвата Бездны не становилось больше. Они вообще прекратили забредать к нам. Поэтому последних искажённых добивал Сержант, я сразу на месте пускал их в переработку, заодно накачивая Сержанта остатками мутагенов, которые еле-еле держались в этих тварях, основную биомассу пуская в дело. Испытания тоже сразу, «не отходя от кассы», проводились на Сержанте. И вот, свершилось. Всё, что могли, мы из «нубятника» выкачали, работа над модификацией фокусирующего моста, первый образец которого был установлен в нейросчитыватель и прошёл интенсивную апробацию, залитый кровью и потом Сержанта, тоже была завершена.

Сейчас у нас наступал второй этап эксперимента и Сержант, подготовленный и заинструктированный по самое не балуйся, совсем скоро, как только наговорится с внучкой, пересечёт границу Бездны и пойдёт в «большой мир» искать приключений на свою гибридную задницу, твёрдо намереваясь сдохнуть и вернуться лазурным росчерком в уютную тьму Бездны.

Сержант пойдёт осознанно рисковать возможностью дальнейшей жизни, чтобы другие, идущие по его стопам, уже не опасались смерти и знали, что любая тварь, отправившая их на перерождение, перед своей смертью увидит уже однажды ей убитого и услышит: «Что тварюга, не ждала меня?»

Темнота опустилась на столицу. Затихла дневная жизнь, медленно, но уверенно передавая бразды правления жизни ночной.

Шорохи, редкий грохот обваливающихся остовов зданий, рычание, визги, звуки схваток существ, которых кто-то назовёт дикими, а кто-то лишь хмыкнет, считая иначе.

Звуковой фон дневной и ночной столичных жизней мало отличался в общем, но сильно отличался в деталях. С уходом дневного светила резко вырастала ожесточённость схваток, шорохи становились более смелыми, а рычание — более яростным.

Ночная жизнь столицы, как и ранее, была более активной, яркой, быстрой. Ночная жизнь столицы продолжала затягивать в себя, словно мотыльков, всё больше и больше своих жителей.

Затягивать и пожирать.

Словно мотыльки на свет, существа шли на сводящие с ума запахи жизни, крови и ещё чего-то странного, непонятного, такого желанного и необходимого. Чего-то с трудом осознаваемого, но без чего жизнь превращалась в существование, затем в стагнацию и завершалась скорой смертью.

Словно мотыльки, существа притягивались, сталкивались и начинали рвать друг друга зубами и когтями, месить друг друга обрезками арматуры, камнями и палками, стрелять друг в друга из огнестрела.

Уничтожать друг друга.

Схватки происходили постоянно. Везде. Сотни и тысячи схваток, в каждой из которых был побеждённый, один или несколько, и победитель. Тоже один или несколько. Победитель с каждой схваткой становился сильнее и искал себе новых мотыльков, которые пахли вкуснее и были сильнее тех своих собратьев, что только — только пришли на зов столицы и ещё не успели вкусить победу и плоть побеждённого. Искал и находил. И снова вступал в схватку. Снова и снова. Побеждая или погибая, но не разрывая цепь.

В каждой схватке был побеждённый и победитель. Каждая схватка делала кого-то сильнее, позволяя всё дальше и дальше шагать по пути кровавого безумия. И в каждой схватке побеждённый становился кормом для победителя.

Но были и те, кто ночами не стремился рыскать в поисках силы, те, кто и днём старался избегать схваток, занимаясь кропотливым собирательством, паразитируя на останках цивилизации, будучи не в состоянии ни восстановить утерянное, ни поддержать тот уровень, на который скатились.

Те, кто потерял себя, ещё не осознавая этого. Те, кто пытался делать вид, что всё в порядке, что они достаточно сильны и способны выжить. Те, кто искренне считал, что обломки старого позволят им выжить. Идущие по пути затухающей агонии.

Два пути, альтернатив которым, ещё месяц назад Сержант не видел. Хотя половиной года ранее уже сменил путь затухающей агонии на путь кровавого безумия, когда встретил в одном из умирающих убежищ свою кровиночку. Дочь погибшей примерно за два года до «вдоха» дочери, отданной государством её родному отцу, безответственному прожигателю жизни, которому ребёнок был скорее обузой. Зятя он рядом с умирающей внучкой не обнаружил, и, как потом узнал, Лерка не видела отца с самого «вдоха» и выживала лишь чудом. Найдя внучку, Сержант обрёл смысл жить, по-новому посмотрел на ситуацию и, не имея альтернатив, попытался обеспечить внучке то будущее, которое мог.