Николай Некрасов - Цифровой призрак

Видимо, я решил, что еще успею вызвать скорую, поэтому убрал телефон на место. Затем — протянул руку. Не успел еще и рта открыть, чтобы спросить мужика, сможет ли он встать, как тот вцепился мне в предплечье. Меня словно током шарахнуло. Я отпрянул, но хватка была железной. Рванул руку, но освободиться не получилось.

Затем все перед глазами залило белым.

Ни мужика, ни байка, ни дороги. Только ослепительная белая пелена, боль в висках и оглушительный звон в ушах.

Наверное, я дернулся за столиком, потому ложка в чашке звякнула о край. Раскрыл глаза и понял, что закрываю руками уши, пытаясь перестать слышать этой непрекращающийся разъедающий звон, выворачивающий мозги наизнанку.

Я не видел, пялится ли на меня кто–нибудь, но спинным мозгом чувствовал, что привлек внимание. Опустил руки, сел ровно.

Мне потребовалось еще не меньше пяти минут и еще одна чашка кофе, чтобы привести себя в чувства. Следующее воспоминание было подсвечено красным, и открыть его я не мог. Но даже если бы мог — не факт, что попытался бы. Неслышимый звон до сих пор разливался едва ощутимыми вибрациями по всему моему телу.

Я продолжал сидеть за столиком, мысленно пролистывая календарь. Было еще несколько неоткрытых «желтых» событий, но на сегодня лимит исчерпан. Кулдаун, мать его.

Идти домой все еще было слишком рано. Я опять окинул кафешку взглядом. Нужно отвлечься, чтобы не ломануться домой к Юрке и не запороть ему свиданку, рассказывая, что со мной приключилось. Нужно чем–то себя занять и заодно скоротать время.

Юрка всегда говорит, что чем больше инвестируешь в добрые дела, тем больше шанс, что Вселенная отплатит тебе тем же. Я в это не верил, но сегодня все–таки что–то хорошее, ну или как минимум важное, со мной произошло, и я чувствовал себя обязанным. Нужно было внести свой вклад, чтобы не попасть к Мирозданию в должники.

Да и от моего так называемого проклятия нужно было избавиться. Но заливать «Печаль» в буквальном смысле не хотелось. К тому же пьянки–гулянки стали помогать все меньше, и пора было искать новый подход к избавлению от этой черной метки.

Девушку на углу барной стойки я заметил не сразу. Возможно, этот затемненный край, ведущий к уборным, был слишком затемнен, а может, ее острое желание быть незаметной сказалось на моем восприятии.

Быстро считав основную информацию профиля, я понял, почему она не хотела, чтоб ее видели. С парнем поругалась.

История древняя как мир.

— Привет, — сказал я, садясь рядом. — Чего грустишь?

Она отрывисто глянула на меня и сжала в ладонях кружку с зеленым чаем.

— Я не грущу.

— Врешь! Видно же. Хочешь, я тебе погадаю? — весело спросил я.

Она непонимающе уставилась на меня. Я заметил, что за стеклами очков прячутся красивые серо–голубые глаза. Короткая стрижка, прямые крашенные белым волосы и очень наивное детское выражение лица заставили меня испытать не влечение, а чуть ли не отеческую нежность.

— Я не цыганка и не шарлатан! — Я задрал руки в жесте а-ля «сдаюсь, мне нечего скрывать». — Просто хочу развеселить тебя и самому скоротать время. Я, правда, кое–что умею.

Опять глянул в ее профиль.

«Двадцать один год. Студентка».

— Тебе… Двадцать два года сказал я, — намеренно завысив ее возраст. Я где–то слышал, что девушки до двадцати пяти любят, когда мужчины считают их более взрослыми. Возможно, так они кажутся себе более опытными и интересными. А вот после двадцати пяти завышать возраст строго запрещено, если, конечно, намеренно не планируешь подкалывать. Мне же сейчас нужно было просто расположить ее к себе.

Девушка усмехнулась и притянула кружку ближе, не выпуская из ладоней.

— День рожденья в мар… — я специально замешкался, делая вид, что «нащупываю» информацию благодаря своим экстрасенсорным способностям, — нет… не в марте. У тебя день рожденья в апреле. Ты овен. Угадал?

Шкала доверия поползла вверх, интерес тоже.

— Да-а… — протянула она, голос казался растерянным. — Как ты узнал?

— Я же говорил, что кое–что умею, — горделиво выпалил я. — Ты с парнем поругалась?

— Угу… — Она поникла.

— Да не грусти. Хочешь, расскажу, что к чему и как исправить?

— Издеваешься, да?

— Даже не думал. Я, правда, вижу больше, чем кто–либо.

— Не врешь? — с недоверием, но не совсем искренним, скорее просто, чтобы убедиться в моих словах, спросила она.

— Зуб даю! Я умею такое, что тебе и не снилось, — двусмысленно произнес я и подмигнул.

Все–таки, от некоторых привычек сложно избавиться.

Не надо было даже поверять ее настрой, чтоб понять — шутка ей не понравилась. Я быстро вернулся «на исходную» и доброжелательно произнес.

— Да расслабься ты. Хочешь, подскажу тебе, как вернуть твоего дурака?

Она продолжила смотреть с недоверием, потом тихо произнесла:

— Хочу…

Она вся съежилась, и стало понятно, что плотину сейчас прорвет.

Я взмахнул рукой.

— Дайте нам самый вкусный десерт, который у вас есть. Две порции.

Девушка за стойкой бросила взгляд сначала на меня, затем на мою соседку, уже начавшую всхлипывать, и кивнула, все правильно оценив. Отложила бокал, который протирала бумажным полотенцем, и отправилась к стойке с десертами.

— Ну не реви, — мягко сказал я, — он еще поймет, что сам дурак.

Девчонка помотала головой.

— Не поймет. Мужики тупые, — выпалила она и потупилась, вспомнив, видимо, что я тоже мужик.

Я улыбнулся.

— Ты права. Но иногда даже до жирафов доходит. А если до твоего не дойдет, я всегда могу поймать его в переулке и вколотить ему нужные знания прямо в мозг.

— Нет–нет, не надо — испугалась она, но всхлипывать перестала.

— Да ладно, — я улыбнулся как можно добродушней, — я же слегка. Помну и верну почти как нового. Зато с правильно настроенными мозгами.

Она едва заметно улыбнулась и опять помотала головой, пряча взгляд под светлыми прядями волос.

Нам принесли десерт, я расплатился за две порции ароматного вишневого пирога и подумал, что, наверное, было бы правильно, если б у каждой девушки был старший брат, способный навалять любому мудаку, решившему ее обидеть.

Интересно, у девушки, строчившей мне эсэмэски, есть брат? — запоздало подумалось мне.

— Отойду на минуточку, — сказал я, вставая с места. — Сейчас вернусь. Налетай пока на десерт.

Мне почему–то и в голову не приходило, что Лариса (я все–таки вспомнил, как ее звали) может также сидеть где–то и грустить из–за того, что я сбежал от нее, да еще и сообщения проигнорировал.

Я вышел из кафе на полупустую улицу, освещенную тусклым мягким светом уличных фонарей, вытащил телефон.

— Привет! Это Артем.

— Артем? — Голос на том конце невидимого провода казался смущенным и растерянным.