Дин Кунц - Избранные произведения. II том [Компиляция]

Я снова надел перчатки и маску. Лицо окоченело до такой степени, словно мне в каждую щеку вкатили по изрядной дозе новокаина. Я снова сверился с компасом. Мы двигались правильно. Он опять пошел впереди, споро утаптывая снег и прокладывая тропу. Когда мы двинулись в путь, я заметил в Нем нечто новое. Его рука, которой Он похлопал меня по плечу, была не просто большой — огромной. Теперь я увидел, что Он огромен во всех отношениях. Утепленный костюм, который, по идее, должен был сидеть на Нем свободно, стал таким тесным, что, казалось, вот-вот лопнет. Его голова тоже подросла, и лоб стал больше. Его ступни были наполовину больше моих. Он продирался через снег, словно сказочный великан, сокрушая или отбрасывая в сторону все, что попадалось Ему на пути. Он двигался молча и как-то таинственно. Я заподозрил, что в Нем пробудилась еще одна новая, сверхъестественная часть его личности, которую мне не дано понять.

И я задрожал. Но не от ветра и не от холода.

Через полчаса Он остановился на небольшой поляне, присел, смахнул с лица снежинки и огляделся по сторонам, словно искал что-то, что потерял здесь в прошлый раз, хотя никогда прежде в этих местах не бывал. Теперь голова Его поникла, покачиваясь из стороны в сторону, словно маятник, завязший в патоке. Бескровные губы были крепко сжаты.

— Что случилось? — спросил я, подходя к Нему. — Я еще не устал, если тебя это беспокоит.

— Далеко еще до того домика, Джекоб? — с беспокойством спросил Он. В его голосе слышалось куда больше эмоций, чем обычно. Я впервые увидел, что Он тревожится. Обычно он являл собою безукоризненный пример терпеливости, беспечности и умения ждать.

— Ну… — я вытащил из кармана куртки карту и присмотрелся к ее мерцанию. Через несколько секунд светящиеся линии стали четкими и ясными. — Мы сейчас находимся вот здесь, — сказал я, указывая на заштрихованное пятно — лесной массив. — Еще столько же через лес. Потом небольшая горная гряда — местами с довольно крутыми склонами. Потом пройти по краю вот этой рощи, и мы на месте. Это примерно еще часа два с половиной.

— Это слишком долго.

— Но это кратчайший путь. Я несколько раз уточнял маршрут, еще когда мы обедали в Сан-Франциско — помнишь? И еще раз проверил в кинотеатре, когда этот чертов фильм стал совсем уже невыносимым. По всем подсчетам получается, что это самая короткая и самая легкая дорога. Если бы мы взяли правее и попытались пройти долиной, там было бы больше холмов, а если бы мы взяли западнее и прошли вдоль скального гребня, пришлось бы дольше идти по лесу, — и я показал Ему соответствующие участки карты.

Он не ответил.

Я сел рядом с Ним. Снег пошел сильнее. Впрочем, это мог быть кратковременный заряд. Он молчал, а я не решался Его расспрашивать. Мы посидели минут пять, потом разгорячённость, вызванная быстрой ходьбой, ушла, и холод начал пробирать меня до костей. Сейчас проявилась совершенно неизвестная мне часть Его личности, и я не понимал, с какой стороны к Нему подойти и как узнать, в чем дело. По прошествии еще пяти минут я решил пойти напролом.

— Что случилось? — спросил я.

— Джекоб, я вынужден выбирать одно из двух решений, каждое из которых по-своему неприятно, — его голос снова был прежним: глубоким, ровным, лишенным эмоций. Именно так должна была бы разговаривать машина, а не голосом соблазнительницы. — Один из вариантов развития событий приведет к тому, что ты станешь меньше уверен во мне и начнешь меня побаиваться.

— Нет, — сказал я.

— Так оно и будет. Я знаю. Ты испытаешь легкое отвращение, и это наложит отпечаток на твое отношение ко мне. А мне не хочется терять твою дружбу.

— А второй вариант?

— Я могу задержать происходящие во мне изменения и вернуться к ним только после того, как мы доберемся до хижины. Это может означать потерянный день.

— Что ты хочешь сказать? — Вопреки моему желанию в моих словах проскользнула нотка страха. Должно быть, Он ее уловил, потому что улыбнулся и похлопал меня по плечу.

— Мне нужна пища, — сказал Он. — Я не могу ждать до тех пор, пока мы дойдем до места. Преобразование в разгаре, и я нуждаюсь в энергии для создания большого количества мышечной ткани, иначе я столкнусь с очень серьезным препятствием.

— Я не представляю, как ты собираешься раздобыть пищу прямо здесь. И точно так же я не понимаю, что такого ты можешь сделать, чтобы расстроить меня и вызвать у меня отвращение.

— Ну что ж, — сказал Он. — Я не стану замедлять процесс. Если тебе не понравится то, что будет происходить, постарайся помнить, что это необходимо.

Он снова снял перчатки и опустился на колени, очистил от снега площадку размером примерно в два квадратных фута и прижал ладони к земле. Мне показалось, что Его руки растаяли и потекли в глубь почвы. Застывшая земля пошла трещинами, а потом и брызгами, пока Он зондировал и перемешивал ее.

Через несколько минут Он улыбнулся и оторвал руки от почвы. Его пальцы снова приобрели нормальную форму — так, словно они были резиновыми, и их сперва вытянули, а потом отпустили.

— Я нашел двоих, — загадочно сказал Он. — Этого вполне достаточно.

— Что-что? — не понял я.

— Смотри.

Я пошел следом за ним через заросли кустарника и бурелом. Он легко и непринужденно раздвинул бревна. Под бревнами обнаружилась какая-то нора. На этот раз Он удлинил всю руку, а не одни лишь пальцы, и запустил ее в нору.

Внезапно Он вздрогнул и замолотил рукой внутри норы. Потом Он вытащил из норы кролика. Животное было задушено. Несколько мгновений спустя Он проделал то же самое со вторым кроликом и положил его рядом с первым.

— А вот это может показаться тебе отвратительным, — сказал Он. — Я собираюсь съесть их сырыми. Разводить костер слишком рискованно, да и времени нет.

— Обо мне можешь не беспокоиться, — ответил я, хотя сам плохо понимал, какие чувства испытываю. Конечно же вид крови меня не смущал. Если бы я боялся крови или вида внутренностей, я не смог бы стать врачом. Но съесть сырым еще теплого кролика…

Он поднял первого кролика левой рукой, а пальцы правой заострил и спустил со зверька шкурку, как с банана. Потом он освежевал второго кролика и принялся есть их, пока те не остыли. Он отправлял в рот кусок за куском, и кровь текла по подбородку. Наконец от кроликов остались только кости.

Похоже, Он даже не жевал мясо, а прямо так кусками и глотал, лишь бы побыстрее покончить с неприятной необходимостью.

— Ну что ж, — сказал Он, поднимаясь и утирая губы. — Пора идти.

Его глаза блестели.

Несмотря на все мои старания держать себя в руках, мой желудок задергался, как умирающее животное, которое ищет место, где можно лечь и спокойно сдохнуть. Я повернулся и пошел первым. Здесь было меньше снега, чем на открытом месте или там, где лес был пореже. На ходу я пытался разобраться в массе противоречивых чувств, затопивших мое сознание. Он — величайшее благодеяние для человечества, разве не так? Конечно, да! Стоит лишь вспомнить о мощи, скрывающейся в Его руках, о способности исцелять, пылающей в каждой клетке Его тела. Это не паровая машина, не электрическая лампочка и не более мощный ракетный двигатель; это панацея от всех болезней, терзающих род человеческий. Я должен снисходительно относиться ко всяким мелочам наподобие Его дикого аппетита или потребления в целях получения энергии пойманных кроликов — крови, внутренностей и всего прочего. А должен ли? Да, должен. Только слабоумный может выбросить ценнейшую вещь из-за незначительных поверхностных дефектов.