Дин Кунц - Избранные произведения. II том [Компиляция]

— Что?

Мейна отшвырнула очередную фасолину.

— Множественный мозг. Я вижу происходящее в данный момент и могу мгновенно предсказать возможное развитие этих событий в будущем.

— Ты видишь будущее?

— Нет-нет. Ничего подобного, никакого волшебства и прочих кошмаров. Я вижу вероятности. Существуют тысячи, миллионы, бесконечное множество возможных вариантов будущего. Я могу проанализировать их в любую критическую минуту. Если девяносто процентов вариантов будущего сулят нам провал, мы не рискуем. Если шансы в нашу пользу составляют пятьдесят на пятьдесят или больше, идем на дело.

— Пятьдесят на пятьдесят не так уж и здорово, — сказал Тоэм.

Корги пожал плечами и отхлебнул еще вина. Тоэм тоже сделал глоток.

— И разумеется, — продолжал Корги, — все мы способны заглядывать в Запредельность, все обладаем силой, которая раздвигает Порог. Таковы парапсихические таланты, которые, кажется, каждый из нас получает в наследство.

Тоэм поставил бокал с вином.

— Вот чего я никак не пойму. В чем дело с этим Порогом, и молекулой скорлупы, и переброской? Корги тяжело заворочался на стуле.

— Довольно трудно объяснить это незнакомому с основами физики и с общепринятой терминологией. Есть способ избавить вселенную от ромагинов и сетессинов. И хочу сейчас объявить своим товарищам мутикам, что Ханк принес мне информацию, которая полностью переменит наш план. Все головы повернулись к Ханку.

— Не знаю, — начал тот, сворачивая на столе псевдоруки, — может, мы сконцентрировали более мощные силы, чем удавалось когда-либо какой-либо другой группе. Но я, находясь в такой близости к сильному полю, получил сатори — озарение. Мы пытались удерживать на месте вселенную, перемещая ее части — миры ромагинов и сетессинов, — и, открыв в молекуле скорлупы щель, протолкнуть их туда. Меня озарило, что это ошибка, и поразило, почему, черт возьми, никто раньше этого не понял. Мы приписывали неудачи своим слабым способностям и надеялись усовершенствовать их. Однако ошибка кроется в методе, а не в средствах. Слушайте же — идея в том, чтобы переместить всю вселенную, а миры ромагинов и сетессинов оставить, где были. Размеры протискивающейся вселенной заставят Порог разойтись самостоятельно и придержат его в таком положении. Нам и беспокоиться будет не о чем.

За столом несколько секунд царило молчание.

— Клянусь Богом! — сказал Бейб. Жабры Рыбы взволнованно затрепетали.

— Ханк, я люблю тебя, — сказала Мейна.

— Я контактировал со Стариком, — вступил Корги, — он сказал, через неделю будем готовы попробовать. Мы собираемся сосредоточить свои силы в сочувствующих мутикам мирах Федерации и надеемся, что ромагины и сетессины не пронюхают до того, как сумеем приступить к действиям.

— Постойте, — дрожащим голосом проговорил Тоэм. — А как насчет моей Тарлини?

— Господи милостивый! — сказал Рыба. — Ты не соображаешь, что это гораздо важней любой отдельной личности? Не видишь, что это все означает?

Тоэм встал, вдруг разозлившись.

— Я вижу, что это все означает. Вы отказываетесь помогать и не держите своего слова. Я вижу, какого свалял дурака!

— Постой! — крикнул Корги и тоже поднялся. — Он прав. Мы ему обещали. Можно договориться, чтобы нашу группу эвакуировали последней, а тем временем пособим ему отыскать невесту.

— Я согласен, — сказал Бейб.

— Я тоже, — поддержал Ханк. Мейна сидела молча.

— Завтра приступим к поиску, — заключил Корги. — А сегодня, поскольку сопровождать тебя на улицах мы не в состоянии, изучай план улиц города. Я помогу. У нас есть гипнотические машины, которые кое-чему научат, а прочее будем вдалбливать, пока насмерть не врежется в память. Ты должен знать столицу сверху донизу и снизу доверху.

Оба они снова сели.

— Нам никогда не хотелось уподобляться ромагинам и сетессинам. Мы держим слово. Мы боремся с ложью, друзья, и с двуличием и никогда не уступим.

Остаток дня прошел попеременно в занятиях с гипнопедагогом и допросах, которые вели Корги с Бейбом, бомбардируя Тоэма вопросами, проверяя заученное, подтягивая в слабых местах, заставляя мысленно рисовать каждое здание, с которым знакомила его машина. За час до завтрака Корги предложил принять душ и передохнуть, предупредив, что вечером последует продолжение. Утомившись, он согласился.

Покинул центральный пост управления, вышел в холлы. Он уже понял, что их насчитывается с десяток и все пусты, тогда как раньше были полны других мутиков. Дошел по коридору до поворота, который вел к его комнате, и услышал пение.

Веселое…

Веселые, сладкие ноты достигали слуха, слабые, точно в скалах распевала сирена…

Мягко…

Мелодично…

Почти как в трансе…

Он направился на звуки, ныряя из одного коридора в другой. И со временем попал в зал, задняя стена которого состояла из натурального камня, обрываясь в нечто вроде пещеры. Здесь роботы перестали применять автопластик.

Веселое щебетание…

Он приблизился к устью пещеры, проскользнул в естественный вход, огляделся.

Мелодичная трель, как бы птичья, но не совсем…

Известняковые сталактиты свисали вниз, сливаясь на полпути с взмывающими вверх сталагмитами. Камни сверкали разноцветными искрами. Пол покрывала целлулоидная пленка сырости, с потолка сочились капельки известкового раствора. Вода разговаривала с ним даже здесь: кап-плюх-кап-плюх.

Веселое мурлыканье…

Кап-плюх…

Мелодичное…

Кап-плюх…

Теперь пение стало громче, отзывалось легким эхом. Он шел на звук через узкий туннель, вылез в пещеру намного просторней, где небольшой подземный поток выливался в мелкое озерцо, отражавшее с зеркальной точностью неровный свод, так что вода фактически отрицала собственное существование.

Она сидела на камне, нависшем над водою, вздернув колени, свернувшись, совсем как кошка, примостившаяся на подоконнике. Обернувшись к нему спиной, наполовину скрытой гладкими, блестящими волосами.

— Как красиво, — сказал он.

Она не оглянулась.

— Я знала, что ты тут. Хоть и подглядывал исподтишка, скажешь, нет? — Повернулась и улыбнулась. Он сумел только улыбнуться в ответ.

— У меня слух, как у кошки, — рассмеялась она. — Я услышала твой первый шаг из зала.

— Я неуклюж от природы, — признал он, усаживаясь с ней рядом. — Что собой представляют все эти пещеры?

— Ими здесь вся земля изрыта, точно пчелиные соты, потому что мы их перенесли вместе с городом. У нас есть выход, черный ход, через эти отверстия.

— А песня, которую ты пела… — Одна из написанных Рыбой.

— Рыбой?

— В ней будто воды текут, ты не слышал? Океан шумит. Слова — сплошной бред — написаны только затем, чтоб создать ощущение моря.