Дин Кунц - Избранные произведения. I том [Компиляция]

— То есть он, возможно, манипулировал мной, и я видела только то, что он хотел мне показать. Ты про это?

— Разве это не более логичное объяснение?

— Безусловно. Но если это был фокус, ему следовало бы выступать с ним в Лас-Вегасе.

Майкл посмотрел на похоронное бюро.

— Чего мы сюда приехали?

— Может, он не перемещается так быстро, что глаз не успевает уловить его движения. Может, он не умеет растворяться в воздухе, но он не ошибся, говоря, что Оллвайн мучился, что ему хотелось умереть… но он не мог покончить с собой.

Из кармана она достала четыре буклета и протянула их Майклу.

— У Бобби таких набралось штук сто. Лежали в ящике тумбочки у кровати. Все с разных похорон в этом месте. Смерть привлекала его.

Она вылезла из машины, хлопнула дверцей. И встретилась с Майклом уже на тротуаре.

— Жизненная сила от молний, — повторил Майкл. — Что он хотел этим сказать?

— Иногда мне казалось, что маленькие молнии вылетают из его глаз.

Они направились к дверям похоронного бюро.

— Слушай, ты всегда была крепкой, как кремень. А теперь вдруг стала как желе.

Как часто случалось в Новом Орлеане, похоронное бюро больше напоминало сказочный домик, чем реальное здание. Построили его в неоготическом стиле, и не вызвало сомнений, что владелец похоронного бюро не только работает здесь, но и живет. Вес архитектурных излишеств определенно приближался к критическому: еще десяток фунтов каменных завитков — и карнизы рухнули бы вместе со стенами, придавленные крышей.

Окружали похоронное бюро раскидистые столетние дубы, воздух был пропитан ароматом цветущих камелий, гардений, мимозы, чайных роз. Жужжали трудолюбивые пчелы, перелетая от цветка к цветку, слишком толстые и счастливые, чтобы жалить, поглощенные исключительно сбором нектара.

Когда они подошли к двери, Карсон нажала на кнопку звонка.

— Майкл, у тебя никогда не возникало ощущения, что жизнь — не только то, что перед тобой, что есть в ней какой-то удивительный секрет, который ты практически можешь увидеть краем глаза? — И, прежде чем он ответил, продолжила: — В прошлую ночь я увидела что-то удивительное… что-то такое, чего не выразить словами. Чуть ли не настоящую летающую тарелку.

— Мы с тобой… таких, кто так говорит, отвозили в психушку.

Медведеподобный, мрачный мужчина открыл дверь и очень суровым тоном признал, что да, он — Тейлор Фуллбрайт.

Карсон показала ему удостоверение детектива.

— Сэр, извините, что я не позвонила вам заранее, но мы пришли к вам по очень срочному делу.

Убедившись, что перед ним не скорбящая пара, потерявшая кого-то из близких, Фуллбрайт широко улыбнулся, показывая, что он совсем и не бука.

— Заходите! Заходите! Я как раз кремирую клиента.

После последней встречи с вращающейся дыбой Рэндол Шестой долго лежит на кровати, без сна, спит он редко, лицом к стене, спиной к комнате, отгородившись от хаоса, позволяя своему мозгу медленно-медленно успокаиваться.

Он не знает цели этого лечения, но уверен, что долго не выдержит. Рано или поздно его будет ждать обширный инсульт: разрыв какого-нибудь из внутренних сосудов принесет куда больше вреда, чем пуля, учитывая, что череп у него прочностью не уступает броне.

Если церебральная аневризма не прикончит его, то грозит другая беда: свойственный ему аутизм может развиться в психоз. И в безумии он стал бы искать умиротворения, которого уже не мог дать просто аутизм.

Когда Рэндолу Шестому становится совсем уж тяжко, он задается вопросом, а предназначена ли вращающаяся дыба для его излечения, как неустанно повторяет Отец, или это все-таки орудие пытки.

Рожденному не от Бога и лишенному веры Рэндолу в голову приходит и более кощунственная мысль: если Отец — скорее жестокий, чем заботливый создатель, тогда Отец псих, и все, что он делает, — безумие.

Искренен ли Отец или он обманщик, гениален его проект или безумен, одно Рэндол Шестой знает наверняка: в стенах «Рук милосердия» счастья ему не найти.

Счастье ждет его совсем на другой улице, менее чем в трех милях отсюда, в доме некой Карсон О'Коннор. В этом доме находится секрет, который придется отобрать, если его не отдадут добровольно: причина улыбки Арни О'Коннора, источник радости, которую запечатлел газетный фотоснимок, как бы коротко она ни длилась.

Как можно быстрее он должен добраться до этого мальчика, О'Коннора, до того, как церебральная аневризма убьет его самого, до того, как вращающаяся дыба ввергнет его в безумие.

Комната Рэндола не заперта. Его аутизм, на который иногда накладывается агорафобия, держит его по эту сторону порога с куда большей надежностью, чем любые цепи или замки.

Отец часто побуждает его исследовать здание из конца в конец, побывать на этажах, расположенных выше и ниже. Такая попытка послужит первым свидетельством того, что его методы лечения дают результат.

Но даже если Рэндол и решится на прогулку по зданию, выйти из него он не сможет. Потому что все двери подключены к охранной системе. И если его поймают до того, как он покинет территорию «Рук милосердия»… его могут наказать очень долгой процедурой на вращающейся дыбе.

Так или иначе, в тех редких случаях, когда он покидает свою комнату и бродит по коридорам, он не решается отойти далеко, не удаляется от своей комнаты. Иногда даже дистанция в тридцать футов становится для него непосильной. Под грузом новых впечатлений, того, что он видит или слышит, ноги его подгибаются, и он падает на колени.

Самоизоляция, однако, не мешает ему видеть. Слышать. Учиться. Он знает, как выйти из «Милосердия», не подняв тревоги.

Ему, возможно, не хватит мужества, чтобы добраться до той особой двери, не говоря уже о том, чтобы выдержать «удар» внешнего мира. Но привычная подавленность в последнее время перешла в отчаяние, он просто не может усидеть на месте, а хлысту отчаяния вполне под силу добавить ему храбрости.

Рэндол Шестой все для себя решил: он уйдет грядущей ночью, через двенадцать с небольшим часов.

Мягкий свет просторного фойе падал на широкий фриз. Сквозь множество резных листьев проглядывали головы ангелов, вперемешку с горгульями и даже смеющимися демонами.

В темно-зеленый мраморный пол врезали кольцевую инкрустацию из мрамора более светлых тонов, с изображением мифологических существ: богов, богинь, полубогов, гоняющихся друг за другом. Даже не наклоняясь, Майкл видел, что некоторые из участников этого забега стремились к сугубо плотским утехам.

Только в Новом Орлеане такие вот «картинки» считались вполне приемлемыми в том месте, где людей провожали в последний путь. Здание это, скорее всего, построили в 1850-х годах по заказу одного из приезжих нуворишей, каких не привечали в креольских кварталах города. В Новом Орлеане время примиряло казавшееся возмутительным с тем, что сразу становилось классикой жанра.