Дин Кунц - Избранные произведения. I том [Компиляция]

Утолив голод, она прошла на кухню, где Кристина стояла у раковины, мыла грязную посуду, оставшуюся после завтрака.

Всю еду в доме подавали на лиможском фарфоре, и Виктор не разрешал ставить такие дорогие блюда и тарелки в посудомоечную машину. Для напитков использовался хрусталь компаний «Лалик» и «Уотерфорд», который также мыли вручную.

Если на тарелке появлялась царапина, а на бокале отбивался даже самый маленький кусочек, их выкидывали. Виктор не терпел несовершенства.

Виктор признавал, что определенные машины необходимы, а без каких-то обойтись просто нельзя, но вся техника, изобретенная для облегчения труда слуг, вызывала у него антипатию. Его взгляд на работу по дому формировался совсем в другом столетии, когда низшие классы знали, как следует заботиться о нуждах тех, кто находится на более высоких ступенях социальной лестницы.

— Кристина?

— Да, миссис Гелиос?

— Не волнуйтесь. Я не собираюсь обсуждать с вами проблемы моей сексуальной жизни.

— Очень хорошо, миссис Гелиос.

— Но меня тут кое-что заинтересовало.

— Несомненно, мадам. Для вас же все внове.

— Почему Уильям отгрызал пальцы?

— Никто не может этого знать, за исключением самого Уильяма.

— Но это нерационально, — настаивала Эрика.

— Да, я тоже это заметила.

— Он же — Новый мужчина, поэтому должен быть рационален во всем.

— Такова концепция, — ответила Кристина, но с интонацией, которую Эрика не смогла истолковать.

— Он знал, что пальцы больше не отрастут. Он словно… совершал самоубийство, отгрызая одну свою часть за другой, но мы не способны на самоуничтожение.

Кристина вытирала льняным полотенцем дорогой фарфоровый чайник.

— Он бы не умер, оставшись без десяти пальцев, миссис Гелиос.

— Да, но без пальцев он не смог бы выполнять обязанности дворецкого. Должно быть, он знал, что его убьют.

— В том положении, в каком вы его увидели, миссис Гелиос, Уильям уже не мог строить таких планов.

А кроме того, как обе они знали, запрет на самоубийство подразумевал, что Новый человек не может обставить все таким образом, чтобы возникла необходимость его уничтожить.

— Вы хотите сказать… что Уильям рехнулся? — От этой мысли у Эрики внутри все похолодело. — Но такое невозможно.

— Мистер Гелиос предпочитает термин «нарушение функционирования ». У Уильяма произошло нарушение функционирования.

— Звучит не столь серьезно.

— Согласна с вами.

— Но Виктор его уничтожил.

— Уничтожил, все так.

— Если бы такое случилось с кем-то из Старой расы, мы бы сказали, что он сошел с ума. Обезумел.

— Да, но мы в сравнении с ними — высшая раса, поэтому многие термины, которые применимы к ним, не могут относиться к нам. Нам требуется новый психический лексикон.

Вновь Кристина произнесла эти слова со странной интонацией, словно вкладывала в них некий смысл.

— Я… я не понимаю, — призналась Эрика.

— Еще поймете. Пожив достаточно долго.

Эрика по-прежнему хотела разобраться.

— Позвонив моему мужу, чтобы доложить о том, что Уильям отгрызает пальцы, вы сказали: «У нас тут вторая Маргарет». Что означали ваши слова?

Ополоснув тарелку, Кристина аккуратно поставила ее на сушку.

— Двумя неделями раньше Маргарет была кухаркой. Проработала здесь почти двадцать лет, как и Уильям. После… того эпизода… ее пришлось убрать. Сейчас выращивается новая Маргарет.

— Какого эпизода?

— Как-то утром она собралась печь оладьи. И вдруг начала бить себя по лицу раскаленной сковородой.

— Бить себя по лицу?

— Снова и снова, ритмично. Каждый раз, отрывая сковороду от лица, Маргарет говорила: «Время» — и наносила новый удар. А потом повторяла это слово. «Время, время, время, время…» Тем же голосом, каким Уильям говорил: «Тик-так, тик-так, тик-так».

— Как это загадочно.

— Загадочность исчезнет… когда вы поживете достаточно долго.

— Давайте по-простому, Кристина. — В голосе Эрики слышалось раздражение.

— По-простому, миссис Гелиос?

— Да, я только что вышла из резервуара сотворения… потому и такая наивная. Так просветите меня. Хорошо? Помогите мне понять.

— Но все необходимые знания вы получили методом прямой информационной загрузки. Больше вам ничего не нужно.

— Кристина , я же вам не враг.

Кристина повернулась к ней лицом и вытирала руки полотенцем.

— Я знаю, миссис Гелиос. Но вы мне и не подруга. Дружба сродни любви, а любовь опасна. Любовь отвлекает от исполнения непосредственных обязанностей, точно так же, как ненависть. Никто из Новых людей не друг и не враг себе подобным.

— Я… в моей программе такого нет.

— Это не из программы, миссис Гелиос. Это естественный результат программы. Мы все — работники одинаковой ценности. Мы все работаем на одно общее дело — покорение природы, создание идеального общества, утопии… а потом на прорыв к звездам. Наша ценность не в индивидуальных достижениях, а в результате, достигнутом нами как обществом. Разве это не правильно?

— А правильно ли?

— В отличие от нас, миссис Гелиос, вам разрешены смиренность и стыд, потому что наш создатель любит эти качества в своих женах.

Эрика почувствовала, что сейчас узнает то, чего знать ей не следовало. Но она сама, не Кристина, настояла на том, чтобы заглянуть за эту дверь.

— Эмоции — забавная штука, миссис Гелиос. Может, в конце концов, и лучше ощущать только зависть и злость, страх и ненависть, потому что чувства эти круговые. Они замкнуты сами на себе, как змея, проглотившая свой хвост. Они не ведут к чему-то еще, они держат разум далеко от надежды, а это очень важно, если надежда никогда не может реализоваться.

Потрясенная бесстрастностью голоса Кристины и пустотой ее глаз, Эрика вдруг прониклась безмерным сочувствием к домоправительнице. Протянула руку, положила ей на плечо.

— Но смиренность и стыд могут перерасти в жалость, — продолжила Кристина, — независимо от того, хочешь ты испытывать жалость или нет. Жалость — в сострадание. Сострадание — в сожаление.

И еще много во что. Вы сможете чувствовать куда больше, чем мы, миссис Гелиос. Вы сможете научиться надеяться.

На сердце Эрики легла тяжесть, причину которой она не могла понять.

— А способность надеяться — для вас это будет ужасно, миссис Гелиос, потому что судьба ваша в принципе такая же, как у нас. У вас нет свободной воли. Ваша надежда никогда не станет явью.

— Но Уильям… Как все это объясняет поведение Уильяма?

— Время, миссис Гелиос. Время, время, тик-так, тик-так, тик-так. Все эти неподвластные болезням, неуничтожимые тела, которые нам даны… как долго они могут протянуть? Что нам по этому поводу говорят?

— Порядка тысячи лет, — ответила Эрика, потому что именно это число фигурировало в информации, которую она получила методом прямой загрузки.