Дин Кунц - Избранные произведения. I том [Компиляция]

Мэйсон, не открывая глаз, пожевал нижнюю губу. И наконец сказал:

— Орсон Уэллс продал ту безумную историю Жюля Верна в 1930-х. Полстраны поверило, что это правда, а им читали глупую научную фантастику.

— «Война Миров», — сказал Сэмми, не исправив Мэйсона по поводу того, что написал это не Жюль Верн, а Герберт Уэллс.

— Он этим прославился. То была просто глупая фантастическая повесть, но он прославился. А это настоящее .

Сэмми, улыбнувшись, кивнул, хотя Мэйсон до сих пор жмурился.

— К тому времени как все это закончится, ты станешь знаменитым. Интернациональной звездой. Не просто звездой, Мэйсон. Не просто звездой — героем.

Мэйсон покачал головой:

— Я не гожусь в герои. И не стану героем, просто потому что ты сказал, что можешь сделать меня доктором.

Сэмми замерзал, настолько, что голос стал дрожать в такт дрожи тела. Ему хотелось схватить звезду эфира за уши и трясти, чтобы тот понял — происходящее не терпит отлагательства, между тем Чакрабарти хранил спокойствие.

— Да, Мэйсон, ты герой. Героем тебя сделать даже проще, чем доктором. Некоторые люди могут захотеть увидеть диплом колледжа, подтверждающий твою докторскую степень, из-за чего нам пришлось бы покупать тебе диплом в каком-нибудь онлайн-университете. Но если мы скажем, что ты не просто спас мир, а в то же время сражался с ордами жестоких клонов, пытавшихся захватить KBOW, — вспомни, у нас уже есть четыре их трупа, — никто не станет сомневаться в том, кто ты есть.

— Барт и Ральф. Они-то узнают.

— Барт и Ральф станут частью команды Мэйсона Моррелла. Их карьеры взлетят вместе с твоей. Они подыграют.

— Не думаю, что они согласятся.

— Согласятся.

— Я так не думаю.

— СОГЛАСЯТСЯ! — рявкнул Сэмми и тут же добавил: — Извини. Я просто злюсь, потому что ты постоянно себя недооцениваешь. В эфире ты всегда такой уверенный.

— То в эфире. А это жизнь. — Он открыл наконец глаза. — Но я, наверное, сделаю то, что ты хочешь.

— И больше не попытаешься убежать?

— Нет. От этого я не сбегу. Некуда бежать. Теперь я это понял.

— Мой герой, — сказал Сэмми.

— Дверцу, по-моему, перекосило. Если ты отступишь, я проползу мимо приборной панели и выберусь из пассажирской двери.

Чакрабарти улыбнулся:

— Давай делать радио.

— Да. Давай делать отличное радио.

— Бессмертное радио! — объявил Сэмми.

Мэйсон висел вверх ногами, Чакрабарти стоял на четвереньках на потолке, но они попытались ударить по рукам, однако странная перспектива, созданная из-за расположения их тел в пространстве, помешала этому. Мэйсон врезал Сэмми по левому уху, а Сэмми нажал на клаксон «секвойи».

Держа пистолеты наготове и заняв позиции с двух сторон приоткрытой двери хозяйской спальни, Фрост и Даггет прислушивались к голосам, шепчущим в темноте за порогом. Голоса звучали заговорщически, нетерпеливо и зловеще, но если в том, что они говорили, была хоть капелька смысла, конспираторы общались на иностранном языке. Фрост не понимал ни слова.

Звучало это как язык, состоящий из одних шипящих, свистящих, сопящих и пришепетывающих, нечто просто нереальное. Затем, некоторое время спустя, шепот перестал казаться ему заговорщическим, теперь он воспринимался скорее как нетерпеливый и взволнованный. Стоило Фросту задуматься об этом, и он понял, что слышит не шепчущие голоса, а, похоже, звук какого-то движения. Что-то там скользило. Или целый рой мелких насекомых терся друг о друга хитиновыми тельцами, дрожал усиками и потирал лапки.

Петли двери находились слева, Фрост стоял справа. Он потянулся за косяк левой рукой, нащупал выключатель и включил в ванной свет. Как только в комнате стало светло, Даггет двинулся вперед, переступил порог и произнес слово, которого Фрост никогда не слышал от него — да и от других мормонов тоже, — а затем попятился назад так быстро, что Фрост не успел даже последовать за ним.

В большой ванной комнате, выложенной белой керамической плиткой с голубоватым рисунком, располагалась пара раковин на длинной стойке, душевая кабина прямо по курсу, слева — ванна, достаточно просторная, чтобы вместить одновременно мужа и жену. Над ванной, частично опускаясь в нее, с потолка на толстой и бугристой органической веревке, выглядевшей как пуповина Антихриста, свисал на вид грязный и жирный мешок размером чуть больше человека, при этом поблескивая разными оттенками серебристого и серого.

Форма капли предполагала беременность. Шуршащий звук, исходящий от мешка — шепот, который Фрост слышал через открытую дверь, — возможно, намекал на неспокойный зародыш немыслимой природы. По общему впечатлению это был кокон. Движение внутри столь огромного инкубатора не отражалось на нем, поверхность не рябила и не бугрилась.

Дальше от двери, за ванной, в душевой кабине за стеклянной дверцей висел второй кокон. Он занимал почти все пространство кабинки.

Плохое предчувствие охватило Фроста еще во время обнаружения глаза в отрезанном языке. Теперь оно созрело в полноценный ужас. Он пытался заверить себя, что эти штуки противоестественные, необъяснимые привычными законами природы, странные и непонятные, да, но только потому, что с подобным Фрост никогда раньше не сталкивался. Со внеземной формой жизни. Природой Вселенной, просто не из этого мира. Или с результатом какой-то мутации вполне земного животного. Интуитивное знание, однако, затмевало все, чему его когда-либо учили. Он не мог обосновать логически, что таится за этой сценой, в основе самой ситуации лежала работа сверхъестественной силы.

Оправившись от шока первого столкновения с коконами, Даггет снова вошел в ванную: Фрост шагнул на порог за своим партнером. Они никогда еще не сбегали ни от какой опасности, не потому, что были бесстрашными, а потому, что стоило трусливо отступить один раз, и они отступили бы вновь и вновь, и так до тех пор, пока навсегда не лишились бы способности исполнять свой долг.

Даггет, сделав очевидное усилие над собой, приблизился к кокону, висевшему над ванной, и Фрост сказал, чтобы он был осторожен, на что Даггет ответил:

— Что-то очень странное с поверхностью этой штуки.

— Не только с поверхностью, — промолвил Фрост.

Постоянный шуршащий звук не становился громче, но начал казаться Фросту все более зловещим. Он подумал о змеях, между тем знал: дело не в них и не в чем-то, с чем он когда-либо сталкивался.

Даггет приблизился к кокону, их разделяло теперь едва ли двенадцать дюймов, когда он сказал:

— Выглядит мокрым или жирным, но, похоже, дело не в этом. Он блестит, потому что поверхность в постоянном движении, по ней ползает что-то серебристое, словно крошечные капли металла, вот только это не может быть металл, потому что они выглядят… живыми. Как блохи, но меньше блох, такие мелкие, что я не могу их рассмотреть, и их тут тысячи, может, миллионы, они шевелятся и постоянно танцуют по всей поверхности.