Михаил Михеев - Рожденные в огне [litres]

– Я, я, – удивительно мирно ответил контрразведчик. – Скажи хоть, на чем я прокололся?

– На рыбалке, – похоже, Марк был чуть сбит с толку покладистостью собеседника.

– И… как?

– Привычки у тебя не те. Сидишь, погрузив ноги в воду. Босые, заметь. Слепней на крючок надеваешь. А наши – в сапогах, и наживки предпочитают искусственные. В крайнем случае, магазинные, из коробки. Кукан утопил – тут же сделал новый, из подручных материалов. Цивилизованному человеку это и в голову не придет. Опять же, там ты расслабляешься, и речевые обороты появляются… необычные. Ну и так, еще кое-что по мелочи.

– Ну это уж больно зыбко.

– Конечно, – легко согласился Марк. – Но чтобы насторожиться, достаточно. Они могут так делать, но не делают. Рефлекс у них, с детства вбитый. А у тебя рефлексы русские, сколько ни переучивай, задавить их до конца не получится. Вот так как-то. А согласно досье ты – типичный британец, причем горожанин. Вполне достаточно, чтобы насторожиться, ты не находишь?

– Да уж, век живи, век учись – дураком помрешь…

– Чего? – недоуменно выпучил глаза Марк.

– Поговорка. Русская, – усмехнулся контрразведчик и щелкнул пальцами.

Полыхнуло так ярко, что если бы контрразведчик не зажмурился, то, наверное, мог и ослепнуть. Но даже так перед его глазами некоторое время плавали разноцветные круги, и, когда к нему вернулась способность видеть, обстановка уже изменилась кардинально. Подчиненные Марка лежали, плотно упакованные и неспособные шевелиться. Сам Марк очумело мотал головой, и контрразведчик ему даже немного посочувствовал. Быть связанным, да еще и неспособным ничего видеть, неприятно.

А вокруг всего этого великолепия стояли четверо громоздких на вид, но в то же время текучих, как ртуть, фигур. Только вместо обычных бронекостюмов на телохранителях контрразведчика были надеты полноценные штурмовые скафандры, практически неуязвимые для ручного оружия. А главное, непроницаемые для сканеров и сидящие до поры до времени в комнате, которую нельзя было просветить снаружи. Охрана, о которой никто не знал. У группы захвата не было никаких шансов…

– Ну что? – он подошел к Марку, взял его за подбородок, посмотрел в бессмысленные, невидящие буркала. – Сделал карьеру, щусенок?

Марк лишь что-то невнятно булькнул в ответ.

Контрразведчик понимающе улыбнулся.

– Ладно, можешь не раскаиваться. Сыворотку сюда!

Укол в вену, две минуты ожидания – и все, клиент поплыл. И никаких вам вопросов о законности, у спецслужб свои правила. Еще через пять минут, убедившись, что Марк выболтал все и ничего интересного от него больше не узнать, контрразведчик вздохнул и разочарованно покачал головой:

– Шустрый ты малый, но толку от тебя кот наплакал. А вот растрезвонить успел… Ч-щерт! Сержант, сверните ему шею и начинайте эвакуацию.

Щелкнул клавишей телефона, дождался ответа и небрежно сказал:

– Крис, наш общий друг решил начать собственную игру, тварь неблагодарная. Я его остановил, но, боюсь, опоздал, процесс уже сдвинулся. Не знаю, сколько у тебя осталось времени. На всякий случай прощай…

Спустя еще десять минут с Земли стартовал бот с вполне гражданскими опознавательными знаками. Еще через два часа он состыковался с лежащим в дрейфе фрегатом, числящимся за Управлением специальных операций при контрразведке Конфедерации. Почти сразу корабль дал ход и затерялся в космосе прежде, чем его успели перехватить, хотя, конечно, и попытались это сделать.

Планета Урал. Через месяц

– Ваше величество!

– Слушай, Василий Викторович, ты задолбал своими китайскими церемониями. Заходи давай.

Маршал пожал плечами и вошел. С его точки зрения, церемонии были нужны – все же император – символ государства. С другой стороны – может, и правильно, какие особые церемонии между своими. Тем более Александров все равно большую часть времени проводит или на кораблях, или мотаясь по планете. Да и потом, он уже говорил как-то, что хочет жить в стране, от которой не надо отделяться кольцом охраны, и если император хочет просто пройтись по улице или посидеть в кафе, то это не будет вызывать ажиотажа.

– Я не один.

– С Хелен Валентиновной?

– Нет. Это тот человек, про которого я рассказывал.

– Тогда чего ждешь? Тащи его сюда!

Устинов вздохнул – по его глубокому убеждению, манеры собеседника и раньше оставляли желать лучшего, а сейчас и указывать-то на это как-то не комильфо. Впрочем, лучше так, чем иметь дело с законченным снобом. Утешившись этой мыслью, он приглашающе махнул рукой и посторонился, пропуская гостя вперед себя.

Александров встал. Он вообще-то не перед каждым вставал, человек, сидящий на троне Уральской Империи, но перед этим… Полноватый, с красным, точнее, насыщенно румяным лицом… Человек, благодаря которому они победили!

Да, об этой операции якобы несуществующих, но, тем не менее, вполне реальных, пускай и полулюбительских уральских спецслужб он не знал вплоть до ее вынужденного завершения. Глубокое внедрение агента – более ста лет работы, фальшивая история, которая ухитрилась пройти кучу проверок, с определенного этапа запредельный риск… Устинов рассказал, что из полусотни людей последней волны засыпались более четырех десятков. Инкриминировать им ничего особенного не смогли, конечно – только подделку документов, как-никак они все равно были гражданами Конфедерации. И простой, но вызывающий доверие отмаз – мол, хотели сделать карьеру, а русских зажимают, это всем известно. Вот и пришлось косить под европейцев, американцев, даже турок. Неприятности, возможно, тюрьма, но не более того.

Проскочивших частое сито отбора агентов брало под опеку предыдущее поколение их коллег, аккуратно пропихивая молодых товарищей наверх. И все равно, большинство застряли на разных ступенях среднего уровня карьерной лестницы. Лишь двое поднялись достаточно для того, чтобы стать агентами влияния. Сейчас из них остался один, и вроде бы кресло под ним после провала товарища шатнулось, но устояло. А второй, тот, что и сумел обеспечить Уралу возможности для фактического отделения, успел сбежать и вернулся на Родину, покинутую много лет назад. И сейчас он стоял перед императором, а тот… В общем, Александров едва ли не целую речь, в меру пафосную, заготовил, а увидев перед собой этого смертельно уставшего человека, вдруг понял, что не знает, чего ему сказать…

Молчание затягивалось, и адмирал кожей ощущал взгляд гостя. Тоже смотрит… и оценивает. Однако же это становится неприличным. Александров усмехнулся мысленно, плюнул на домашние заготовки и негромко спросил:

– Трудно было, Иван Кириллович?

– Трудно, – не моргнув глазом, ответил гость.