Теодор Драйзер - Избранные произведения в одном томе

— Чикаго не место для начинающих, — заявил он. — Начинать нужно в Нью-Йорке.

Однако Керри не сдавалась и побывала еще в театре Мак-Викера. Но там она никого не застала.

В этом театре шла пьеса «Старое пепелище», но режиссера, к которому направили Керри, ей так и не удалось разыскать.

Эти небольшие странствия отняли у Керри почти весь день, и было уже четыре часа, когда, почувствовав усталость, она направилась домой. Она отлично понимала, что необходимо продолжать поиски и наводить справки где только можно, но слишком уж много разочарований принесли с собою ее хлопоты. Керри села в конку и через три четверти часа была уже на Огден-сквер, однако решила доехать до почтамта на Западной стороне, где она обычно получала письма от Герствуда. Там оказалось для нее письмо, отправленное в субботу. Керри быстро вскрыла его и прочла, обуреваемая противоречивыми чувствами. В письме было столько тепла, столько сожаления и сетований на то, что Керри не пришла на свидание, а потом так долго молчала, что ей невольно стало жаль Герствуда. Он любил ее — это ясно! Вся беда в том, что он осмелился полюбить ее, будучи женатым.

Подумав, что такое письмо как-никак заслуживает ответа, она решила написать ему и сообщить, что ей все известно и что она преисполнена справедливого негодования. Она объявит ему, что отныне между ними все кончено.

Дома Керри тотчас же занялась письмом. Оно отняло у нее немало времени: задача была не из легких.

«Едва ли я должна Вам объяснять, почему я не пришла на свидание. Как могли Вы так обмануть меня? Вы понимаете, что теперь я не хочу иметь с Вами ничего общего. Нет, ни при каких обстоятельствах! О, как могли Вы так нехорошо поступить со мной? Вы причинили мне больше горя, чем можете вообразить. Надеюсь, Вы скоро преодолеете свое чувство ко мне. Мы никогда не должны больше встречаться. Прощайте!»

Наутро Керри, дойдя до первого перекрестка, нехотя опустила письмо в почтовый ящик, далеко не уверенная, что она правильно поступает. А затем снова направилась в торговую часть города.

В универсальных магазинах, куда Керри обращалась в поисках работы, была как раз полоса затишья, но изящную и привлекательную молодую женщину выслушивали более внимательно, чем других просительниц. И снова ей задавали вопросы, которые были ей так хорошо знакомы:

— Что вы умеете делать? Работали ли раньше в магазинах? Есть ли у вас опыт?

В «Базаре», как и в других крупных магазинах, было то же самое. Повсюду она слышала один и тот же ответ: сейчас мертвый сезон, пусть она наведается через некоторое время, возможно, что она им понадобится.

Когда к концу дня Керри, усталая и павшая духом, вернулась домой, она обнаружила, что Друэ в ее отсутствие побывал в квартире. Его зонтик и летнее пальто исчезли. Керри показалось, что недостает еще кое-каких его вещей, но она не была в этом уверена. Во всяком случае, Друэ не все забрал с собой.

Все же его уход, видимо, не был временным. Как же ей теперь быть? Через день-два ей снова, как раньше, придется одной бороться со всем миром. Опять ее одежда примет жалкий вид. Керри со свойственной ее жестам выразительностью сложила руки и крепко переплела пальцы. Крупные слезы навернулись ей на глаза и покатились по щекам. Она была одинока, бесконечно одинока.

Друэ действительно приходил, но совсем не с той целью, какую вообразила себе Керри. Он ожидал застать ее дома и решил объяснить свое появление тем, что пришел за вещами, а перед уходом надеялся помириться с ней.

Вполне понятно, что, не застав Керри дома, Друэ был сильно разочарован. Он долго возился в квартире, надеясь, что Керри вышла куда-нибудь недалеко и скоро вернется. Каждую минуту он прислушивался, не раздадутся ли на лестнице ее шаги.

Он хотел сделать вид, будто только что вошел и очень смущен, что его застали врасплох. А потом он сказал бы, что ему понадобились кое-какие вещи, и попутно выяснил бы, как настроена Керри.

Его ожидания были напрасны. Керри не возвращалась. Друэ перестал рыться в ящиках, подошел к окну, поглядел на улицу и, наконец, уселся в качалку. Керри все не было. Друэ начал нервничать, закурил сигару.

Немного спустя он встал и принялся ходить взад и вперед по комнате. Взглянув в окно, Друэ заметил, что на небе собираются тучи. Вспомнив, что в три часа у него деловое свидание, он решил, что больше ждать, пожалуй, не стоит.

Захватив зонтик и пальто, Друэ собрался уходить, мысленно твердя себе, что все равно он намеревался взять эти вещи. Возможно, что это испугает Керри, понадеялся он. Завтра он вернется за остальным и увидит, как она настроена.

Друэ направился к двери, искренне огорченный тем, что не дождался ее. На стене висела ее небольшая фотография: на Керри был жакет — первый его подарок. Лицо у нее было грустное — куда грустнее, чем в последнее время. Это его искренне растрогало, и он посмотрел в глаза Керри на карточке с необычной для него нежной грустью.

— Нехорошо ты со мной поступила, Кэд! — пробормотал он, словно обращаясь к ней самой.

Он подошел к двери, еще раз обвел комнату взглядом и вышел.

Когда Герствуд, мрачный, расстроенный вторичным напоминанием адвоката из конторы «Мак-Грегор, Джеймс и Гэй», вернулся, побродив по улицам, в бар, там его ждало письмо Керри. Трепет прошел по его телу, едва он узнал ее почерк. Он быстро вскрыл конверт и принялся читать.

«Значит, она меня любит, — подумал он. — Иначе она не стала бы мне писать!»

Прочитав письмо, он в первые минуты был несколько подавлен его содержанием, но вскоре воспрянул духом.

«Если бы она меня не любила, то не стала бы писать!» — повторял он про себя.

Он был так угнетен, что только эта мысль и поддерживала его.

Из слов Керри мало что можно было извлечь, но Герствуду казалось, что он угадывает ее истинное настроение. Было что-то очень человеческое — если не сказать трогательное — в том, что слова упреков принесли ему такое облегчение. Он, за столько лет привыкший к внутренней независимости, теперь жаждал утешения извне — и от кого? Таинственные нити чувства, как крепко они нас опутывают!

На лице Герствуда снова заиграл румянец. Он на время забыл о письме адвоката. Если бы только Керри была с ним, возможно, ему удалось бы выпутаться из создавшегося положения, возможно, тогда это вообще перестало бы иметь для него какое-либо значение. Ему нет дела до того, что затевает его жена, лишь бы только не потерять Керри. Герствуд встал и зашагал по кабинету, рисуя себе в сладких мечтах жизнь с прелестной владычицей его сердца.

Однако заботы вскоре нахлынули вновь, и Герствуда охватила ужасная усталость. Он опять задумался о завтрашнем дне и о предстоящем бракоразводном процессе. Герствуд ничего еще не предпринял, а между тем часы приема у адвоката истекали. Теперь без четверти четыре, в пять контора «Мак-Грегор, Джеймс и Гэй» закроется, и юристы разойдутся по домам. Останется лишь завтрашнее утро до двенадцати часов. Пока Герствуд раздумывал, прошло еще четверть часа — и пробило четыре. Тогда он отказался от мысли повидаться в этот день с адвокатами и снова стал думать о Керри.