Теодор Драйзер - Избранные произведения в одном томе

В конце письма он намекнул на то, что не прочь был бы вернуться к исполнению прежних обязанностей, если мистеры Фицджеральд и Мой найдут это возможным.

Уже само содержание письма Герствуда достаточно ясно свидетельствовало о том, в каком смятении пребывал этот человек. Он даже забыл, как мучительно было бы для него вернуться в бар, если бы владельцы и пошли на это. Он забыл, что отсек от себя прошлое, словно ударом меча. Если бы даже ему каким-то образом и удалось восстановить связь с этим прошлым, на месте разреза навсегда остался бы заметный рубец.

Впрочем, Герствуд теперь то и дело о чем-нибудь забывал: то о жене, то о Керри, то о нужде в деньгах. Сейчас он просто не способен был трезво рассуждать. Все же он отправил письмо, отложив посылку денег до получения ответа.

А пока он решил примириться с создавшимся положением и радоваться тому, что Керри с ним. Среди дня выглянуло солнце, его золотые лучи залили комнату. За открытыми окнами чирикали воробьи, слышались смех и пение. Герствуд не мог оторвать глаз от Керри. Она казалась ему единственным светлым лучом среди всех его бедствий. О, если бы только она любила его! Только бы она хоть раз обняла его и стала опять такой нежной и радостной, какой он видел ее в маленьком парке в Чикаго! Как он был бы счастлив! Это вознаградило бы его за все пережитое! Тогда он знал бы, что не все еще потеряно. Ему не было бы тогда никакого дела до всего остального…

— Керри! — сказал он, поднимаясь с места и подходя к ней. — Керри, останешься ли ты со мной?

Она взглянула на него чуть насмешливо, но в глазах ее мелькнуло искреннее сочувствие, как только она увидела выражение его лица. Это была любовь, горячая, страстная любовь, еще более возросшая от всевозможных затруднений и тревог. И Керри невольно улыбнулась ему.

— Я хочу отныне быть для тебя всем, — продолжал Герствуд. — Не причиняй мне больше горя? Я буду предан тебе. Мы поедем в Нью-Йорк и наймем там уютную квартирку. Я снова займусь делом, и мы будем счастливы. Ты хочешь быть моей?

Керри слушала его серьезно. Конечно, она не пылала страстью к этому человеку, но его близость и само стечение обстоятельств пробудили в ней некоторое подобие чувства. Ей было искренне жаль Герствуда, — и это была жалость, которую породило недавнее восхищение этим человеком. Настоящей любви к нему она никогда не питала. Она сама убедилась бы в этом, если бы пожелала хорошенько разобраться в своих чувствах. Но то, что она испытывала сейчас под влиянием его сильной страсти, все же разрушило преграду между ними.

— Ты останешься со мной, да? — снова повторил Герствуд.

— Да, — ответила Керри, слегка кивнув.

Герствуд привлек ее к себе и стал покрывать ее лицо поцелуями.

— Но ты должен жениться на мне, — сказала Керри.

— Я сегодня же раздобуду разрешение на брак, — ответил Герствуд.

— Каким образом?

— Под чужим именем, — ответил Герствуд. — Я приму новое имя и начну новую жизнь. С сегодняшнего дня моя фамилия Мердок.

— О, только не эта! — воскликнула Керри.

— Почему?

— Она мне не нравится.

— Какую же ты хочешь? — спросил Герствуд.

— Какую угодно, только не эту!

Все еще не выпуская Керри из объятий, Герствуд подумал и предложил:

— А что ты скажешь насчет фамилии Уилер?

— Это ничего, — согласилась Керри.

— Ладно! В таком случае меня зовут Уилер, — заявил Герствуд. — Я сегодня же достану разрешение.

Они обвенчались у первого попавшегося пастора-баптиста.

Наконец пришел ответ из Чикаго за подписью мистера Моя. Он писал, что поступок Герствуда чрезвычайно удивил его и что он искренне скорбит о случившемся. Если Герствуд вернет деньги, они не станут затевать против него дела, так как отнюдь не питают к нему каких-либо враждебных чувств. Но что касается его возвращения на прежнее место, то они еще окончательно не решили этого вопроса, так как трудно сказать, какие последствия это может иметь для бара. Они еще подумают и сообщат ему позднее, возможно, даже очень скоро…

И так далее.

Смысл письма был вполне ясен: больше Герствуду надеяться не на что. Владельцы бара хотят вернуть свои деньги, по возможности избегая огласки. В ответе мистера Моя Герствуд прочел свой приговор.

Он решил передать доверенному лицу, которое обещали прислать владельцы бара, девять с половиной тысяч долларов, оставив себе тысячу триста. Герствуд телеграфом известил об этом своих бывших хозяев, вручил явившемуся в тот же день доверенному лицу деньги и, получив от него расписку, предложил Керри укладываться. Сначала он был несколько угнетен новым оборотом дела, но постепенно оправился. Его и теперь еще не покидал страх перед возможностью ареста и выдачи американским властям. Поэтому, как это ни трудно было, Герствуд постарался уехать незаметно. Он распорядился отправить сундук Керри на вокзал и там сдал его в багаж на Нью-Йорк. Никто, по-видимому, не обращал на него никакого внимания, но все-таки он покинул отель глубокой ночью. Герствуд волновался, ему казалось, что на первой же станции по ту сторону границы или на вокзале в Нью-Йорке его встретят представители закона и арестуют.

А Керри, которая не имела ни малейшего понятия ни о совершенной им краже, ни о его страхах, радовалась тому, что едет в Нью-Йорк. И утром, приближаясь к гигантскому городу, она залюбовалась зелеными холмами, окаймляющими широкую долину Гудзона. Она была очарована красотой местности, по которой мчался поезд, следуя изгибам реки. Она уже слыхала о Гудзоне и об огромном Нью-Йорке и теперь наслаждалась развертывавшейся перед нею чудесной панорамой.

Когда поезд, повернув, помчался вдоль восточного берега реки Харлем, Герствуд, сильно нервничая, сообщил своей спутнице, что они находятся на окраине города. Знакомая с чикагскими вокзалами, Керри ожидала увидеть длинные ряды вагонов и гигантское переплетение рельсовых путей, но здесь ничего подобного не было. Вместо этого она увидела большие суда на реке — предвестники близости океана. Дальше показалась обыкновенная улица с пятиэтажными кирпичными домами, и затем поезд вошел в туннель.

— Нью-Йорк! Грэнд-Сентрал! — возвестил кондуктор, когда поезд после нескольких минут пребывания в мраке и в дыму снова вылетел на свет.

Герствуд встал и уложил свой маленький чемодан. Нервы его были взвинчены до предела. Он постоял вместе с Керри у дверей и вышел из вагона. Никто не подошел к нему, но, направляясь к выходу на улицу, он все же боязливо озирался по сторонам. Он был настолько взволнован, что совсем забыл про Керри, которая отстала от него и дивилась рассеянности своего спутника.

Как только они покинули здание Грэнд-Сентрал, Герствуд несколько успокоился. Они вышли на улицу — никто, кроме кэбменов, и не думал заговаривать с ним.