Лоис Буджолд - Избранные произведения. II том

— Вы часто пишете брату? — осведомился мастер Бенефорте, следя, как он крутит кольцо в пальцах.

— Нет… Господи, я же не был дома четыре года! Жизнь рудокопа тяжела и скудна. Даже и сейчас меня пробирает дрожь, когда я вспоминаю эти темные душные туннели. Я два раза предлагал Тейру место в гвардии герцога, но он отвечал, что ему и думать противно о том, чтобы стать солдатом. Я-то говорю, он не понимает, что для него лучше. Но хоть славные знамена герцога не выманили его из той черной ямы, ваша слава искуснейшего художника его прельстит. — Рука Ури сомкнулась на кольце, он отдал его Фьяметте и рассеянно потер ладонь.

— Так он помогал медь выплавлять? — сказал мастер Бенефорте. — Да… Ну что же, напишите ему. Посмотрим, как все обернется.

Капитан улыбнулся.

— Сейчас же и напишу, — сказал он, изящно поклонился Фьяметте, пожелал мастеру Бенефорте доброго утра и удалился быстрым шагом.

Фьяметта села на табурет, держа кольцо, и испустила тяжелый вздох разочарования.

— Вы правы, батюшка. Бесполезно. Я просто не могу творить магию.

— Ты так думаешь? — мягко спросил мастер Бенефорте.

— Заклятие не сработало! Я вложила в него все сердце и душу, и ничего не произошло! Он даже на минутку кольца на палец не надел. — Она подняла глаза, вдруг осознав, что выдала свою тайну, но лицо мастера Бенефорте было скорее задумчивым, чем сердитым. — Но… но я ведь не была такой уж непослушной, батюшка. Вы не сказали, что я не должна накладывать заклятие на кольцо.

— Ты не спрашивала, — ответил он резко. — Тебе известно, что я никогда тебя этому не учил. Магия металлов слишком опасна для женщин. Во всяком случае, так я всегда думал. Но теперь я начинаю думать, не опаснее ли оставлять тебя необученной.

— Я для кольца пользовалась только заклинаниями, дозволенными Церковью, батюшка!

— Да, я знаю… Ты считаешь, что ты так уж непрозрачна, Фьяметта? — добавил он, заметив, как она расстроена. — Я мастер, дитя. Даже другой мастер не сумел бы воспользоваться моими книгами и инструментами так, чтобы я об этом не узнал.

— Но моя магия не удалась. — Она понурила голову.

Он взял кольцо и поднес его к свету.

— Мне следовало бы побить тебя за твои хитрости и обман… — Он отбросил край фартука, свернутого на краю рабочего стола, осмотрел то, что лежало внутри, и неодобрительно сжал губы. — Ты воспользовалась заклинанием истинной любви мастера Клюни, так?

Она горестно кивнула.

— Эти чары не сотворяют истинной любви, дитя. Это было бы неразрешимым противоречием, ибо чувство, вызванное магически, не может быть истинным. Чары лишь позволяют узнать истинную любовь.

— О!

— Но твое кольцо, возможно, сработало, хотя магия мастера Клюни не для упражнений подмастерий. Оно истинно открыло, что красивый, хотя и рябой капитан Окс — не твоя истинная любовь.

— Но… он мне нравится. Он добрый, учтивый. Держится благородно, не как грубияны-солдаты.

— Он просто первый мужчина, которого ты увидела, а вернее, заметила. И уж конечно, ты видела его целиком.

— Я в этом не виновата, — огрызнулась она.

— Все твои хихикающие подружки! Без них ты до такой нескромности не додумалась бы.

— Мне скоро шестнадцать, батюшка. Вы же знаете, соседскую Маддалену в прошлом месяце помолвили. Она уже примеряет свадебный наряд. А утренние новости? Дочке герцога Джулии всего двенадцать.

— С ней чистая политика, — сказал мастер Бенефорте. — И отнюдь розами не благоухающая. Да прикуси язычок, не то, если пойдут слухи, я буду знать, кто в них виноват. Сеньору Ферранте уже не тридцать пять, и говорят о нем всякое. Его второй жене еще не было шестнадцати — твоя ровесница, ты только подумай! — когда она умерла родами два месяца назад. Вряд ли ее судьба кажется тебе такой уж завидной.

— Да нет, нет! И все-таки… вдруг чуть не все выходят замуж. Кроме меня. Всех мужчин получше разберут, а вы меня будете держать при себе, пока я не стану толстой старухой, просто чтобы я была под рукой для вашего чародейства. «Немножечко твоей крови в эту новую чашу из сырой древесины, доченька, одну капельку», пока я с ног не свалюсь. Кровь девственницы. Волосы девственницы. Слюни девственницы. Урина девственницы. В иные дни я чувствую себя магической коровой.

— Твои уподобления слишком уж замысловаты, моя Фьяметта.

— Вы понимаете, о чем я! А тогда помолвите меня с каким-нибудь старым петухом с тощими ногами и лысым, как яйцо.

Мастер Бенефорте подавил смех:

— Что же, богатым вдовушкам неплохо живется.

— Ха! Тут нет ничего смешного, батюшка. — Она замолчала, а потом произнесла тихо:

— Или вы уже попробовали, но меня никто не захотел взять, потому что я такая чернушка. Или бесприданница.

— Мою дочь никто бесприданницей не назовет! — прикрикнул он, на этот раз слишком уязвленный, чтобы сохранить насмешливость, которая выводила ее из себя. Но тут же совладал с собой и продолжал:

— Охлади свою пылающую душу, Фьяметта, пока я не отолью моего великого Персея и герцог не наградит меня, как я того достоин. И в мужья я тебе куплю не какого-нибудь нищего солдата. У твоих подружек-болтушек рты поразеваются и языки отнимутся — почаще бы! — от зависти, когда они увидят свадебную процессию дочери Просперо Бенефорте! — Он отдал ей кольцо. — А потому сохрани эту золотую безделицу, как напоминание, что доверять надо своему отцу, а не своему невежеству. Маленький лев еще зарычит на твоей свадьбе.

«Я же выпила твое отравленное вино. Какого еще доверия ты требуешь?» — Фьяметта опустила кольцо в самую глубину своего кармана и пошла за метелкой, чтобы смахнуть с рабочего стола кусочки глины.

Сапоги Тейра Окса скользили по снегу на тропе, уводившей из деревушки Бруинвальд в долине к навесу над шахтой рудника. Он задумчиво пнул в серо-белую кучу у тропы, и она разлетелась безобразными комьями — не облаком холодной серебристой пыли, как несколько недель назад, и не весенними комочками напополам с брызгами. Да уж лучше весенняя снежная слякоть — любой предвестник наступления теплых дней. Свинцовый рассвет сулил еще один свинцово-серый зимний день. Зима словно бы решила длиться вечно. Ну да дневного света он увидит мало. Тейр вновь вскинул кирку на плечо, а свободную руку сунул под мышку в тщетной попытке согреться. Сверху донесся крик, он поднял глаза и поспешно отпрыгнул к краю тропы, благоразумно укрывшись за деревом. Мимо пронеслись деревянные сани с тяжелым кулем руды, на котором восседал мальчишка и вопил, как конный татарин. За первыми санями почти сразу промелькнули вторые: видимо, мальчишки устроили гонки: кто первым достигнет дна долины. Да как бы не с переломанными костями, если они не подберут ноги перед следующим поворотом. Однако мальчишки благополучно скрылись за поворотом, и Тейр ухмыльнулся. Два года назад свозить руду к речке внизу было его любимой зимней работой, но тут он вырос, раздался в плечах, и все, не сговариваясь, начали поручать ему работу потяжелее.