Лоис Буджолд - Избранные произведения. II том

Он подошел к деревянному сараю, укрывавшему подъемник, и мехи вентиляционного устройства, и с радостью спрятался там от леденящего утреннего ветра, который свистел над склонами, срываясь с голых вершин. Там уже был рудничный надзиратель — он наливал дневную порцию ворвани в их фонари. Хенци, приятель Тейра, снял запор с блока, проверил барабан и шестерни ворот. Может, в будущем году им будет по карману установить машину побольше, так чтобы в движение ее приводила упряжка волов или лошадей. Ну а пока руду все равно надо поднимать, а потому двое дюжих мужчин бежали в колесе, которое поворачивалось под их напряженными ногами. Тяжелая работа. Но зато они видят дневной свет!

— Доброе утро, мастер Энтльбух, — сказал Тейр надзирателю со всей учтивостью, надеясь, что его поставят вертеть колесо. Но мастер Энтльбух крякнул что-то невнятное и сунул ему фонарь. Вошел Фарель, рудокоп, притоптывая, чтобы стряхнуть снег с сапог, и тоже получил фонарь, заправленный ворванью, корзины и деревянные лотки для черной медной руды.

— Мастер Энтльбух, а священник придет окурить рудник от кобольдов? — с тревогой спросил Фарель.

— Нет, — буркнул мастер Энтльбух.

— Они там совсем обнаглели. Вчера опрокинули два фонаря. А цепь водяного насоса, она не просто от ржавчины лопнула…

— От ржавчины, — сердито ответил надзиратель. — Потому что кто-то смазал ее кое-как, не иначе. Ну а фонари — можно сказать «кобольд», а можно «косорукий», и второе, на мой взгляд, вернее будет. Так что отправляйтесь вниз и отыщите нынче хорошую руду, пока мы все с голоду не поумирали. Вы двое начинайте в верхнем забое.

Тейр и Фарель уложили свои инструменты в ведро и начали спускаться по деревянной лестнице.

— Нынче он что-то лютует, — шепнул Фарель над головой Тейра, едва они спустились на несколько перекладин в обшитом досками стволе. — Об заклад побьюсь, не хочет раскошелиться священнику на ладан.

— Скорее не может, — вздохнул Тейр. Немногие жилы, которые они теперь выламывали, становились из месяца в месяц все беднее, и руды вымывалось столько, что плавильня мастера Кунца работала не больше двух раз в месяц. Не то Тейр был бы сейчас в плавильне, чистил бы остывшие печи, подбрасывал топливо в ревущий огонь и следил бы, как мастер Кунц превращает черные куски в чистый дышащий жаром жидкий металл. Работай он у мастера Кунца, так не стучал бы зубами от холода. Не наняться ли к углежогам? Да только раз плавильня простаивает, так и древесный уголь мало кому требуется. Управляющий грозил закрыть рудник, если добыча не вырастет. Потому-то, сказал дядя Тейра, надзиратель так злится. Ну что же… надо просто остерегаться кобольдов.

Они добрались до низа, и Хенци спустил ведро с инструментами. Тейр натянул капюшон на светлые волосы, чтобы в них не набилась каменная пыль, и надежно укрыл затылок и шею. Они пошли по наклонной штольне в оранжевом мерцании фонарей, и на уши Тейра навалилось тягучее безмолвие камня. На многих эта тишина наводила жуть, но Тейр ощущал в ней что-то утешительное, терпеливое, неизменное, материнское. Другое дело неожиданный шум, внезапный стон смещающейся каменной глыбы — вот они были страшны.

Шагов через пятьдесят штольня разделилась на две уводящие в недра горы кривые галерейки, оставшиеся от выработки богатых медных жил. Одна круто уходила вниз, и Тейр обрадовался, что сегодня не будет таскать по ней вверх корзины с рудой. Чернели дыры, из которых после выработки жилы забрали крепежные стойки. Тейр с Фарелем пошли по верхней горизонтальной галерке. Вскоре она уперлась в каменную стену.

Фарель аккуратно поставил фонарь так, чтобы его не могли задеть летящие осколки, и взял кирку.

— Ну давай, малый.

Тейр встал так, чтобы при размахе не задеть Фареля, и они принялись долбить тусклые пятна на камне — остатки медной жилы. Через полчаса такой работы оба начали задыхаться.

— Неужто олух Энтльбух еще не запустил мехи? — Фарель утер мокрый лоб.

— Пойди покричи, — предложил Тейр, сгребая в корзину отбитую руду, чтобы Фарель захватил ее с собой. И половины не набралось. В наступившей тишине Тейр уловил отголоски стука кирок в нижней галерейке. Порода была твердой, жилы узкими, и за последние три месяца они продвинулись на какие-то пятнадцать футов. Тейр надел сшитые ему матерью кожаные наколенники и начал долбить стенку внизу, пока не задохнулся. Тогда он разогнул ноющее тело, встал и оперся на кирку, чтобы немного отдышаться.

Фарель еще не вернулся. Тейр огляделся, потом подошел к стене забоя и прислонился к ее выщербленной иззубренной поверхности. Он прижал растопыренные пальцы к пятну руды и закрыл глаза. Гомон его мыслей растворился в неясной тишине, единой с тишиной камня. Он стал камнем. Он ощущал прожилки руды, словно сухожилие, тянущееся в его руке. Истончающийся через десять футов, сходящий на нет… и все же в нескольких футах дальше… словно косой удар меча — богатейшая жила, самородная медь, будто застывшая ледяная река, молящая о свете, чтобы она могла засиять…

— Этот металл зовет меня, — прошептал про себя Тейр. — Я его чувствовал. Я чувствую!

Но кто ему поверит! И откуда эти видения? Или они — ложь, приманки дьявола? Штуси, кожевник, когда-то в горячке бормотал о видениях, а потом у него из носа выполз длинный червяк, и он умер. Видение Тейра пульсировало опасностью, мучительно смутной, исчезающей, как туман, едва его пустоту заполняла неясность именно этого вопроса. Что?.. Его руки вцепились в камень.

Уголком глаза он уловил какое-то движение — гаснет фонарь? Или возвращается Фарель? Он, краснея, отпрянул от стены. Но шарканья сапог не было слышно, а фонарь мигал не больше обычного.

Вот оно! Тень в колеблющихся тенях… этот странной формы камень зашевелился! Тейр застыл едва дыша.

Камень распрямился — смахивающий на бурую корягу человечек, высотой фута в два с чем-то вроде кожаного фартука рудокопа на чреслах. Он хихикнул и отпрыгнул в сторону. Черные глазки блестели в лучах фонаря, точно отполированные камешки. Он подскочил в корзинке Тейра и снова положил в нее кусок руды.

Тейр сохранял неподвижность. Впервые за все время, проведенное в рудниках, он увидел гнома так близко и так ясно, а прежде — только уголком глаза вроде бы движение, но стоило ему повернуться туда, и оно как будто сливалось со стеной. Человек снова хихикнул и наклонил острый подбородок к плечу с комично вопросительным видом.

— Доброе утро, малыш, — прошептал Тейр завороженно, надеясь, что того не спугнет звук его голоса.

— Доброе утро, мастер-металльщик, — ответил кобольд дребезжащим голоском.

Он впрыгнул в корзинку, посмотрел через край на Тейра и выпрыгнул. Его движения были быстрыми и дергающимися. Тощие руки и ноги завершались длинными приплюснутыми пальцами с суставами, как узлы на корнях.