Лоис Буджолд - Избранные произведения. II том

— Осталось четыре. — Катти встал на цыпочки и ткнул в один из бурых, завернутых в реднину цилиндров, которые свисали с закопченной балки. Тот закачался. — Выбирай любую.

Тейр взглянул вверх и как завороженный уставился на то, что лежало в полутьме на балках. Поперек них была уравновешена доска. А на доске покоился нагой труп седобородого мужчины, завернутый точно в саван в ту же реднину, что и колбасы. Кожа трупа сморщилась и задубела от дыма — Пико верно говорил, — заметил Тейр после мгновения ошеломленного молчания. — Твоя жена и правда коптит редкостную ветчину.

Катти проследил направление его взгляда.

— Этот-то? — буркнул он с отвращением. — Я как раз хотел рассказать Пико. Беглец из Монтефольи. Да только ему не повезло. И ни единой монетки, когда дело дошло до уплаты.

— А ты часто так разделываешься с постояльцами за неуплату? — осведомился Тейр изумленно. — Предупрежу Пико, чтобы он расплатился не мешкая.

— Да нет же, он сюда уже мертвым попал, — раздраженно воскликнул Катти. — Три дня назад. А священник в отъезде. А из соседей никто не согласится, чтобы мертвяка, неотпетого колдуна, похоронили в их земле. Как я и сам, сказать по чести. А чертова девка не платит. Вот он и полеживает тут и будет лежать, пока за него не заплатят. Так я жене и сказал. И пусть со злости убирается к своей сестрице, коли хочет, но я не позволю, чтобы меня надула служанка сдохшего флорентийца! — Катти скрестил руки на груди, подчеркивая свою решимость.

— Почтенный хозяин, по-моему, ест и пьет он мало. Так сколько вы хотите взять с него за дым?

— Да, но видел бы ты, сколько жрет мерин, на котором он приехал! — простонал Катти. — На крайний случай я заберу конягу. Только я бы лучше взял в залог кольцо. Кольцо-то копыт не откинет, а от этого одра всего ждать можно. — Он нетерпеливо отмахнулся от клуба дыма, сдернул колбасу с крюка и махнул Тейру, чтобы он вышел из коптильни первым.

— Видишь ли, — продолжал Катти, набрав в легкие побольше воздуха, — утром три дня назад эта полуэфиопка в грязном бархате привезла его, перекинув через спину белого одра, которого ты, думается, видел на пастбище. Она сказала, что им удалось спастись от резни в Монтефолье, а потом их ограбили, а его убили люди сеньора Ферранте, которые нагнали их за Сеччино. Да только убит он не был — у него на теле нет ни единой раны, а ее не ограбили — у нее же на большом пальце золотой перстень, его бы не проглядел и слепой бандит. Я сразу заподозрил, что не все чисто, но она словно бы очень горевала, а у моей хозяйки ум за разум заходит, ну она и приняла ее, позволила привести себя в порядок и успокоиться. А я чем больше раздумывал, тем сильнее становились мои подозрения.

Чтобы одурачить старого Катти, надо встать ни свет ни заря. Она заявила, что старик был флорентийским магом, а ей приходится отцом. Про флорентийца я верю, только думаю, что она-то была его рабыней. Его по дороге хватил удар, а может, сгубила черная магия. А она забрала все его вещи, припрятала их, вывалялась в грязи, растрепала волосы, да и заявилась сюда со своей сказочкой, задумав подбросить его мне, а сама бы кружным путем вернулась за его сокровищем. И есть доказательство: перстень-то мужской! Небось сняла с пальца своего господина. Ну, я разгадал ее замысел и обличил ее.

— И что дальше? — спросил Тейр.

— Она стала визжать как припадочная и не отдала краденый перстень. Кричала, что будь ее отец жив, он бы превратил меня в клопа в собственной моей постели. Ну, ей-то, думается, пиво в мочу не превратить. Заперлась в лучшей моей комнате, сыплет на меня проклятиями сквозь дверь, грозит поджечь мой дом и не желает выйти! Сам посуди, это ли не доказательство? А она одержимая, верно?

— Прямо кажется, что она боится, как бы ее не ограбили еще раз, — пробормотал Тейр.

— Совсем ополоумела. — Катти нахмурился, затем смерил Тейра угрюмым взглядом, и в его глазах засветился слабый огонек надежды. — Знаешь, парень ты рослый, крепкий. Получишь кувшин пива, если вытащишь ее из моей лучшей комнаты, ничего там не сломав и не разбив. Что скажешь?

— А почему ты сам ее не выгонишь? — Светлые брови Тейра поднялись.

Катти пробурчал что-то о «старых костях» и «бешеной кошке». Тейр подумал, что, может, Катти так и видит себя клопом. Но в силах ли маг превратить человека в насекомое? А если да, то будет это насекомое величиной с человека или крохотное? Ну, он подумывал, не потратиться ли ему на пиво, чтобы вечером было чем запивать жареную колбасу. Из залы доносилось заманчивое благоухание, исходившее от бочонков.

— Попробовать можно, — осторожно согласился Тейр.

— Вот и хорошо! — Катти встал на цыпочки и похлопал его по плечу. — Идем, я тебя провожу. — И он повел Тейра в дом.

На втором этаже Катти показал на закрытую дверь и шепнул: «Тут!»

— А как она ее заперла?

— Там есть засов, но не слишком крепкий. Так она чем-то подперла дверь. Думается, придвинула к ней кровать.

Тейр оглядел деревянную дверь. Снизу донесся мужской голос:

— Катти! Эй, Катти! Ты что, уснул там? Спускайся-ка и налей мне пивка, не то я сам себя угощу.

Катти в отчаянии заломил руки.

— Ты уж постарайся! — подбодрил он Тейра и поспешил вниз.

Тейр еще минуту смотрел на дверь. Странное неясное томление, которое он раньше принял за жажду, теперь стало сильнее, жгло и сводило его внутренности. Во рту у него пересохло. Пожав плечами, он подошел к двери, навалился на нее боком, уперся ногами в пол. Дверь не шелохнулась, он нажал сильнее. Изнутри донесся зловещий треск. Тейр замер. Неужто он лишился обещанного пива? Он снова нажал и продолжал нажимать под скрип дерева о дерево, напомнивший ему стоны ворота в руднике. Дверь приоткрылась, он всунул в щель голову и заморгал.

Чугунные болты вырвались из скобы засова, и он торчал, ничего не запирая. Кровать с четырьмя столбиками, поддерживавшими полог, отодвинулась под напором дубовой двери. И в двух шагах от него стояла очень смуглая девушка в красном платье с длинными льняными нижними рукавами. В высоко поднятых руках она держала тяжелый расписанный цветочками ночной горшок из обожженной глины. Под глиняной крышкой грозно плескалось его содержимое.

У Тейра перехватило дыхание. Он никогда еще не видел ничего подобного. Полуночно черные волосы, клубящиеся, как грозовая туча. Кожа, точно поджаренный хлеб, дышащая жаром средиземноморского полудня. Миниатюрная, стройная, хотя и округлая, где требуется, фигура напомнила ему вырезанных из орехового дерева ангелов в руинвальдской приходской церкви. Сверкающие глаза теплого карего цвета — цвета палочек корицы, которыми так дорожила его мать. Она выглядела… она вся выглядела удивительно теплой. А она отпрянула, яростно глядя на него.